По следам золотого идола
Шрифт:
Яковенко и Андрей, отталкиваясь веслами, как шестами, развернули судно против течения, Сергеев напутственно махнул рукой:
– С богом, с богом...
Сашка прибавил обороты, мотор взял более высокую ноту, и за бортом вспухла, встала темным горбом стоячая, нагонная волна. Инга, сидевшая впереди меня, опустила пальцы в воду, и дорожка белых, искрящихся на солнце пузырьков протянулась мимо меня. На бархатистых зеленых покровах лугового, приблизившегося теперь берега красивой нежно-фиолетовой каймой выделялись заросли клевера, васильков и колокольчиков.
Но уже через несколько километров пути цветочки кончились, начались ягодки. Сужаясь,
Но было уже поздно. От резкого толчка мы повалились на рюкзаки. Никто не пострадал, но сели мы крепко. Пришлось раздеваться и лезть в воду. Нашей остановкой не замедлила воспользоваться мошкара, и это, наверное, оказалось не меньшим злом, чем все остальное, вместе взятое, а этого остального тоже оказалось порядком. В общем, модель пыточной избы. Едва мы столкнули лодку с мели и вышли в основное русло, по воде поплыли навстречу нам сначала небольшие клочья белесоватой пены, потом и целые островки. Скорость течения заметно увеличилась, гладкая поверхность помутневшей воды стала похожей на стиральную доску. Из-за очередного поворота послышался неясный гул.
– Перекат, а то и порог, - хмуро сказал аспирант, - чувствую, сегодня будет нам разминка.
– "Мускул свой, дыхание и тело тренируй с пользой для военного дела!" - прокричал беззаботно Яковенко, наддавая газу.
Двигатель завыл, но скорость продолжала падать, и вскоре нам пришлось вылезти на берег и, как репинским бурлакам, тянуть лямку, чтобы пройти порог.
Чем выше мы поднимались по Вилюге, тем чаще приходилось переходить, как кто-то метко заметил, к водным процедурам. Кстати, и вода здесь была значительно холоднее: видимо, река в изобилии пополняла свои воды за счет родниковых источников. Уже через несколько часов мы все так устали, что даже перестали реагировать на гнуса.
До намеченной цели - знаменитой "вараки" - мы добрались, совершенно выбившись из сил. Чтобы пройти тридцать вилюжских километров, нам потребовалось чистых одиннадцать часов. Когда мы в последний раз вытаскивали нашу фелюгу на розоватую каменистую россыпь, уже ставя ее на прикол, даже наша главная тягловая сила и "ухман" здоровяк Яковенко, тяжело отдуваясь, признался:
– Сурово... Нет, честно, мужики, я погас...
О нас нечего было и говорить, включая шефа, который честно был лидером во всем: он всегда хватался, как говорится, за толстый конец бревна.
Инге тоже досталось, но она держалась молодцом. За день зеркало ни разу даже не доставала.
– Ничего, ничего, мальчики, сейчас я вас накормлю как следует оживете, - подбадривала она, как могла.
– Вот завтра я возьму на себя шкиперство, так сразу всех выведу на чистую воду.
И впрямь, отдохнув часок-другой, а главное, хорошенько подзаправившись, я совсем другим человеком стал. Причем не только телесно, но и духовно тоже.
Мысли стали проще, строже и в то же время острей и ясней. Глядя на нашу славную, симпатичную Вершинину, я почувствовал, что до краски на лице стыжусь того, как мы изгилялись наперебой, лишь бы заслужить одобрительный взгляд, вызвать смех или даже деланное возмущение; шутовские выходки, рискованные остроты на самой грани дозволенного, двусмысленные
Вот уж, действительно, босоногое детство! Теперь я, пусть смутно, но начал постигать разницу в наших отношениях - до поездки на Север и теперь. Раньше мы были просто приятелями по туристскому вояжу, а после сегодняшнего испытания стали товарищами, узнали, кто чего стоит в настоящем деле. В тысячный раз я убедился, что телепатия существует, так как Инга, сидевшая в стороне от костра и делавшая вид, что ищет что-то в рюкзаке, вдруг подняла голову и посмотрела на меня. Посмотрела так, что я мгновенно понял - она следила за моей мыслью, она думала в унисон. Еще до того, как она произнесла первое слово, я уже знал, о чем она будет говорить.
Мы были, по существу, наедине, ибо Инга, как наименее уставшая, дежурила первой. Ребята уже завалились спать, и из палатки доносился их молодецкий храп. Вечер был тихим, природа тоже точно заснула. Только раз мне показалось, что я слышу вдали металлический голос подвесного лодочного мотора.
– Понимаешь, - медленно сказала она, - я подумала о вчерашнем вечере, о нашем разговоре там, под ивой. Какие мы все-таки глупые, выдумываем себе какой-то мир, особые чувства...
– Подожди, ведь я помню, ты сама в наших еще классных спорах вещала: "Мы, юношество, имеем право на свой особый мир, на собственные взгляды, свои чувства. Мы не хотим только готовиться к настоящей жизни, мы желаем жить сейчас, пусть своей особой молодежной, но полной жизнью", - решил подзадорить я Ингу.
– А вот сегодня я будто на голову стала выше и многое оцениваю совсем по-другому. Я отлично знала, о чем ты хотел сказать вчера... Не знаю, что бы я ответила, не окажись за кустами того человека, но сейчас...
– Но сейчас, - механически повторил я, чувствуя, что даже усталость отлетела прочь, - ну, что же сейчас?
– Ладно, Вася, ты же умненький, ты уже все отлично понял. Глупости это все, детство, фантики.
– Но ведь это же было и есть! От этого не уйдешь!
– пытался сопротивляться я.
– Это же реальность - чувства, мысли, следовательно, сама жизнь. И ведь ты тоже знаешь, что это такое.
– Да, это реальность. Но это такая же реальность, как зеленое яблоко. Пусть оно существует, им даже можно полюбоваться, но в рот его лучше не брать.
– Она заслонила лицо от едкого дыма ладонью, покачала узлом волос, собранных на макушке, и, подсев поближе, поворошила угли в костре длинной веткой.
– Запросто можно и оскомину набить.
– И улыбнулась как-то загадочно.
– Так что же будет?
– Да ничего не будет. Учиться надо проверять свои чувства, учиться жизни, как и всему остальному, как арифметике и вязанью. Не обязательно же всякую жизненную формулу проверять на собственных ошибках, как ты считаешь?
– А если это не ошибка? Не знаю... Знаю, что вот тут ноет, что смотреть на тебя спокойно не могу, все переворачивается.
– У меня тоже так не раз бывало. Первый раз - еще в пятом классе, честно призналась она, - но это же все не то... Возрастные увлечения, не больше. Девчонки говорят - черемуха! Слушай, ложись-ка спать, Василек, ты же сегодня вкалывал как сумасшедший. Ты ведь в последнюю смену дежуришь?
Не отвечая на последний вопрос, я пробормотал:
– Не знаю, права ли ты. Сердце не согласно, а голова... Нужно еще подумать...