По старой дружбе
Шрифт:
Она поднимается из-за столика и идет к дяде Володе. Что-то тихо ему говорит и прижимается к нему. Его лицо вытягивается от удивления, но вот он уже обнимает ее в ответ, прикрывая глаза. Я вдруг застываю, пытаясь вспомнить, когда он так обнимал Венерину, и ответ долго не приходит на ум. Возможно, на десятый день рождения на этом самом месте.
Когда взрослые уже надевают верхнюю одежду и начинают прощаться, я предлагаю Владе проводить ее до дома пешком. Она с радостью соглашается, и мы сообщаем об этом нашим семьям.
Папа
— Пирог.
Я кошусь на него, как на полоумного, и понимаю, что он имел в виду только, когда мы с Владой заворачиваем на соседнюю улицу.
— Что имел в виду твой папа? — спрашивает она.
Когда я впервые заговорил с ним о понравившейся мне девочке в младших классах, он сказал мне одну вещь. Все красивые девочки, как идеальные с виду пироги. Но понравится ли тебе вкус, не узнаешь, пока не доберешься до начинки. Вполне может оказаться, что внутри непропеченное тесто или (папа точно знал, как вызвать у меня отвращение), не дай Бог, куриная печенка.
— Он думает, я — печенка? — настораживается Влада после того, как я делюсь с ней теорией папы.
— Что ты, — успокаиваю я ее. — Он думает, что ты красивая.
Мы доходим до дома Венериных слишком быстро. Я не готов расстаться с ней так скоро, поэтому озвучиваю ей свою идею:
— Может, погуляем еще?
Она ежится и указывает головой на дом.
— Я замерзла. Может, лучше зайдешь?
Мои щеки начинают пылать. Не будь это квартира Венериных, я бы зашел без уговоров. Но там наверняка уже Венерина, а значит, очередного скандала не избежать. Не хочу доставлять Владе еще больше неприятностей. Она видит мое замешательство и предлагает альтернативу.
— В прошлой школе у меня было много друзей, а места для посиделок не было. Мы проводили много времени в подъезде, просто сидя на ступеньках. Это будет здорово, вот увидишь!
Не думаю, что сидеть на ступеньках в подъезде так уж здорово, но я чувствую внезапный прилив счастья потому, что она тоже не хочет расставаться со мной. Так что я позволяю ей утянуть себя подъезд. Мы останавливаемся между седьмым и восьмым этажом, и я кривлю лицо, глядя на то, как она усаживается на ступень.
— Грязно же, — вырывается у меня.
— Это пальто моей сестренки, — с улыбкой говорит Влада, и ее лицо вдруг становится совершенно другим.
От неожиданности я даже отшатываюсь назад.
— Ты чего? — спрашивает она. — Я же пошутила. Посмотри, я постелила газету.
Снова милое лицо, недоумение в чистых глазах. Возможно, дело в освещении. Вот я дурак.
— Я не собираюсь портить пальто Лены, — вкрадчиво произносит она.
— Да, конечно, я знаю. Извини.
Она поводит плечами и указывает мне на местечко рядом с собой, тоже застеленное газетой. Я сажусь и утыкаюсь взглядом в собственные кроссовки.
— Просто неудачная
Поворачиваю к ней голову и встречаюсь с ней взглядом. Она явно расстроена и напряжена. Волосы распушились от влажности и лежат в беспорядке. В отличии от напыщенных одноклассниц она не пользуется лаком для волос. Это так непривычно и мило, что я не могу не улыбнуться ей. Я не должен был так вести себя.
— Конечно. Просто я…
— …не доверяешь другим, — понимающе кивает она. — Я знаю. Сама такая же. Подожди, у тебя здесь что-то.
Она указывает на мою щеку и наклоняется ближе ко мне.
— Ресница, — шепчет она и дотрагивается пальцами до моего лица.
Мои ладони мгновенно потеют, а сердце начинает стучать, как бешеное. Ее губы так близко, что я чувствую ее теплое дыхание.
— ДА ТЫ ПРИКАЛЫВАЕШЬСЯ!
Он громкого вопля мы с Владой сталкиваемся лбами и подскакиваем на ноги. Перед нами стоит Венерина и с ненавистью пронзает меня взглядом.
— Ты издеваешься, да? Прикалываешься?! Решил перецеловаться со всеми моими знакомыми?! Я, Элька, эта белобрысая дура, кто следующий, а? Может, Макс?!
— Спокойно, — мямлю я, сам не знаю, зачем. Возможно, это я говорю самому себе.
— Ну, с меня хватит!
Венерина со скоростью метеора проносится мимо нас, и газеты, постеленные Владой, разлетаются в стороны.
Перехватываю Венерину у самой квартиры и хватаю ее за руки.
— Лен, не надо!
Не помню, когда последний раз называл ее по имени. Она испепеляет меня взглядом и молчит. Ее ноздри раздуваются.
— Не надо, — повторяю я. — Ты сделаешь только хуже.
— Хуже? — она зловеще смеется, освобождает руки и залетает в квартиру, не закрыв дверь.
Я следую за ней в гостевую спальню прямо в обуви. Венерина остервенело запихивает в чемодан женские вещи, и я замечаю в ее руках белый свитер, который был на Владе, когда мы впервые встретились. Вообще-то я был уверен, что Венерина побежит к отцу и устроит очередной скандал, но, похоже, она решила действовать самостоятельно.
— Да смирись ты уже! Она — твоя сестра, хочешь ты того или нет. Оставь ее вещи в покое. Успокойся. Хоть раз. Давай поговорим.
— Убирайся, — шипит она в мою сторону и пытается закрыть пузатый чемодан,
У нее выходит застегнуть «молнию» только наполовину, но Венерину это не смущает. Она катит чемодан к выходу, гордо расправив плечи. Я нехотя плетусь за ней. Никогда не смогу ее понять. Разговорам она предпочитает действия. Причем глупые, наитупейшие!
Интересно, что ее родители еще не заметили происходящего. А может, не хотят замечать.
Чемодан застревает на пороге, и Венерина наваливается на него всем телом.
— Я с ней не целовался. Мы просто разговаривали.
— Ну да.