По течению

Лещенко Ирина

Директор отчетливо хмыкнул.

– Привлекать этих…все равно поиск будут вести через Дома, а на них мы и так выйдем. Ладно, я попробую через своих поискать более-менее сведущего в порталах и неболтливого мага, а ты пока тащи чудище своего и договаривайся с ним.

Парень просиял и выскочил из комнаты. Рорк удивленно приподнял брови.

– Неужели не интересно увидеть настоящего шена? – интригующим полушепотом поинтересовался он, кивая в сторону двери. – Такой шанс мало кому выпадает.

Бросив на директора мрачный взгляд, Джар выскочил вслед за рыжим.

7.4

Элгор.

Попытка отсчитывать дни по появлениям стража с миской какой-то неудобоваримой похлебки провалилась с самого начала, потому что появлялся он тогда, когда ему вздумается. Как-то раз умудрился зайти раз пять или шесть, иногда не появлялся так долго, что от тянущего чувства голода спасал только хрупкий сон.

Эл наизусть выучил всю обстановку, количество бревен в каждой стене, количество сучков на лавке и почти подружился с робким мышонком, вылезающим из крошечного отверстия в углу, под лежаком. Успел сорвать голос в попытках докричаться до кого-нибудь и попросить помощи, попытался призвать всю доступную ему силу дома Искусства и – Карающий с ним – обаять своего охранника и заставить проникнуться доверием и сочувствием. Однако криков никто не слышал, страж был равнодушен и непреклонен, как наступление холодов, а надежда продолжала таять.

Хотелось бы верить, что его ищут, однако Эл старался здраво смотреть на вещи и понимал, что его исчезновение спишут на муки совести и дадут «побыть в одиночестве». От одиночества уже хотелось выть.

Теперь он был почти уверен, что кто-то подтолкнул его интерес к Брелану. Небольшое внушение…а может, заклинание на папке? Его сил не хватило бы распознать…

Особенно если наложено оно было кем-то из дома Учения, а ведь папка пришла оттуда. Они могли вкладывать в чужие головы все, что им хотелось туда вложить…

Казалось, что он вечно сидит в этой темной комнате, где даже появление мухи кажется небывалым событием, а предыдущая жизнь – всего лишь бред, игры скорбного, поврежденного разума, грезы, подаренные Утещающим, чтобы разнообразить равномерный поток времени, ничем не разделяемый.

Иногда он слышал тихие голоса где-то за стеной. Разговора было не понять, но звуки не оставляли сомнений – совсем рядом было двое людей, а то и больше. В первый раз услышав их, Эл замер, прислушиваясь даже не ушами, а всем своим существом, а потом с безумной надеждой рванулся, свалился с лежака вместе с матрасом, грохоча цепью, и врезался всем телом в стену, куда попало молотя кулаками, кандалами и даже головой. Хриплые бессвязные крики перешли в рыдания. Разговор прервался, но стоило ему затихнуть – возобновился вновь.

Дерево влажно блестело. Сквозь приевшиеся запахи грязного тела, опилок и хвои пробился медный запах крови. Эл с удивлением рассматривал сбитые в кровь костяшки пальцев, багровые ручейки стекали к запястью, теряясь в засаленных рукавах. Голоса стихли.

А были ли они, эти голоса? Где-то он слышал о слуховых галлюцинациях. Где-то, очень давно.

Эл съехал спиной по выпуклым бревнам на пол, ногой отодвинув цепь, прислонился затылком к стене и шепотом начал напевать старинную колыбельную, которую когда-то пела ему Рамия. Перед глазами всплыла картинка разрушенного дома. Он засыпал в карете, уносящей их от развалин, под рваные строки песни:

На дивном, дальнем

берегу

От страшных снов уберегу;

Все горе унесет волной,

Навеки скроет синевой…

Голос сестры дрожал и срывался. Нет, думал Эл. Волна не унесла горе – она принесла его. Волны скроют все – комнаты, и сад, и скамейки под старым кленом, смоют смешных зверят, выстриженных садовником из кустов, и кости самого садовника, и мамы, и папы. Никто не смог его уберечь.

7.5 Эверенн.

Проснулась я перед рассветом, вздрагивая от холода. Горизонт выцвел и подернулся первыми нитями золотых и насыщенно-рыжих облаков, готовясь выпустить солнце. Все остальное – вода, песок, деревья – в остатках предрассветных сумерек казалось каким-то вылинявшим, блеклым, весь цвет тянулся по краешку горизонта.

Тело затекло, сделалось непослушным и каким-то отекшим, темная одежда покрылась белыми разводами соли, волосы словно окаменели и похрустывали. С силой потерев лицо, царапаясь мелкой крошкой соли и песчинками, я с трудом поднялась на ноги. Нужно было выбираться, искать жилье, людей; тогда я смогу подать сигнал отцу или…

Мысли спутались, зайдя на второй круг. На кого можно рассчитывать в такой ситуации?

Решив, что времени на размышления у меня еще достаточно, я двинулась вглубь, подальше от воды, выбросив из головы мысли о возможных спасителях. Тело, казалось, скрипело и взвизгивало, как несмазанные петли, измученные борьбой с волнами и сном в неудобной позе, мышцы растягивались замедленно, как в кошмарном сне. Однако я быстро согрелась, несмотря на отвердевшую одежду, стоявшую колом.

Я углублялась в негустой лес. Под кронами еще жались остатки ночной темноты, которые смотрелись как-то неправильно вместе с посветлевшим, светло-серым небом. Высокая трава, невысокие кусты и крупные валуны немного замедляли движение – босые ноги путались в стеблях и то и дело приходилось вытаскивать мелкие веточки, впивающиеся в кожу. Обувь, похоже, досталась волнам на откуп.

Постепенно становилось жарче. Лицо стягивало, голова ужасно чесалась, стопы горели от несерьезных, но многочисленных порезов. Появилась уйма каких-то насекомых, летавших медленно и по непредсказуемой траектории, частенько они врезались в меня, каждый раз пугая до дрожи.

Внезапно обожгло палец на руке. Дернувшись, я поднесла его к лицу, сдув упавшую на лоб прядь. Обручальное кольцо излучало явственный жар, огненный камень, словно мозаика собранный из миллионов крошечных осколков и искр, разгорелся ярче.

Может, кольцо не совсем обычное? В парных кольцах частенько закладывались заклинания поиска, или приема и передачи сообщений, да и вообще за нескромную плату туда могли хоть стационарный портал подвесить, но было ли мое кольцо парным и было ли связано с кольцом Джарлана? К стыду своему, я не смогла вспомнить, были ли на его руках хоть какие-то украшения.

Лес становился реже и светлее – вокруг все больше было старых, высоких сосен с золотыми стволами, окутывающие меня запахом расплавленной на солнце смолы. По опавшей хвое идти было намного удобнее, но многострадальные пятки теперь находили колючие шишки едва ли не на каждом шагу.