Po tu stornu
Шрифт:
НЕ УСТУПАТЬ НИ В ЧЕМ!
Письма от Фрица Эйзена с Восточного фронта по-прежнему приходили часто, хотя уже не были такими восторженными, как раньше. В Германии знали о разгроме немецкой армии под Москвой, но фашистские пропагандисты в газетах и по радио продолжали утверждать, что гитлеровская армия в летнем наступлении добьёт Россию и поставит её на колени.
Однако не всех немцев убеждали речи Гитлера и Геббельса, статьи в газетах и трескотня по радио. Даже фрау Эйзен, получая письма от мужа, читала их уже без прежнего умиления. А посылки от него поступали всё реже и реже, и это очень огорчало Эльзу Карловну. Если осенью 1941 года Фриц каждое письмо начинал словами «Хайль Гитлер!» и расписывал подвиги своих солдат, то теперь в его письмах появились
Но жизнь в усадьбе не изменилась. Эльза Карловна исправно вела хозяйство, изнуряя ребят непосильной работой, голодом и жестокими побоями, накапливала богатство на торговле продуктами и на даровом труде батраков.
Дочь ее, Гильда, занималась по субботам уроками музыки. После обеда в имение Эйзен приходила пожилая коротконогая пианистка в очках, и девочка садилась за рояль, разучивая несложные музыкальные вещички.
Люся до войны училась музыке. Она иногда прислушивалась, как неуверенно барабанила Гильда гаммы и сбивалась, играя самые простенькие упражнения. «Тупа, как пробка! — говорила Люся ребятам.— Тоже мне, «чистая раса»!..
Гильда всячески старалась блеснуть перед русскими девочками. К ней приходили её друзья из «Гитлерюгенда» горланили военные песни, декламировали стихи, важничали и наперебой ухаживали за Гильдой. Это доставляло ей необычайное удовольствие.
Однажды Вова, вернувшись из поездки, увидел в беседке сада Гильду и двух юношей. Рыжеволосый мальчуган, заметив Вову, встал в позу и, задрав голову, как петух перед пением, начал декламировать.
Это рассмешило Вову. Он остановился у калитки сада, с любопытством рассматривая Гильдиных друзей. Те решили, что русский завидует им, смотрит на них, думая, что они действительно «особые люди». Когда рыжий кончил декламировать, Гильда и второй её гость, белобрысый мальчик, нарочито громко зааплодировали чтецу. Всё это было смешно и глупо.
Вова хорошо помнил стихотворение Генриха Гейне «Я хочу подняться в горы». Слушая рыжего, он понял, что тот читал стихи о любви к фюреру. «А знает ли этот рыжий балбес Гейне?»— подумал Вова. И, приняв независимый вид, с жаром прочитал на немецком языке:
Я хочу подняться в горы, Где живут простые люди, Где привольно веет ветер, Где дышать свободно будет. Я хочу подняться в горы, Где маячат только ели, Где журчат ключи и птицы Вьются в облачной купели.
Гильда и её кавалеры смолкли от удивления. Они не знали стихов Генриха Гейне, но их поразило умение Вовы хорошо читать по-немецки, а ещё больше — его дерзость.
Вас ист денн дас? [13] — выкрикнул рыжий.
Фон Хайнрих Хайне, ферштейст? [14] — с достоинством ответил Вова.
Раус мит дер банде да! [15] —заорал рыжий и бросился к Вове.
Цурюк! [16] —грозно предупредил Вова.
Ва-ас! [17] — взвизгнул опешивший рыжий, сжимая кулаки.
Гильда невольно расхохоталась, заметив нерешительность рыжего. Взбешённый белобрысый мальчик кинулся на выручку рыжему, пытаясь ударить дерзкого противника. Но ему никак не удавалось это сделать. Вова умело подставлял то правую, то левую руку, отражая удары, и только повторяя с ненавистью уже по-русски:
13
Гиглерюгенд — организация гитлеровской молодежи.
14
Генрих Гейне, понимаешь? (нем.)
15
Вон этого бандита! (нем.)
16
* Назад! (нем.)
17
Что-о| (нем.),
Гильду просто забавляло, что оба её кавалера не могут справиться с одним.
Бросьте с ним возиться, ещё убьёте нашего работника,— сказала она.
Вова вышел за ворота и столкнулся с Максом.
Ты откуда знаешь Гейне? — спросил Макс так просто и мягко, что тот не мог не ответить:
– В школе учил, дома ещё.
– Как не знать! Да я бы не то ещё прочитал им! —ответил Вова, но тут же подумал, что слишком откровенничать с Мнксом всё-таки не следует.
Они — хозяева Германии,— продолжал Макс,— ты будь поосторожнее.
Вова решил, что разговор становится слишком опасным, и ответил:
— Мне идти надо: работы много.
Сам Макс, выходец из бедной крестьянской семьи, всю свою жизнь прожил в батраках у помещиков. Много он видел на свете несправедливости и знал две Германии, бедную — для рабочих и крестьян и богатую — для капиталистов и помещиков; властную — для гитлеровцев и бесправную — для честных людей; сытую — для эксплуататоров и голодную — для тружеников. Но свободной Германии он не знал и уже переставал верить, что где-нибудь существуют свободные страны.
Теперь, сталкиваясь с русскими подростками, Макс часто думал о России. Ещё до гитлеровского режима он слышал, что в России не стало помещиков и капиталистов, что там свобода и равенство. Но Макс помнил другую Россию. Ему пришлось быть у русских в плену в 1915 году. Он тоже видел там богатых и бедных и сам, как пленный, работал у помещиков. Приходилось ему встречать и крестьянских ребятишек, разутых, раздетых, чумазых и забитых.
Но те дети совсем не походили на этих, с которыми ему теперь довелось познакомиться. «В чём дело? Что это за новая Россия?» — спрашивал себя Макс. Гитлеровская Германия покорила Европу, сильную, культурную Европу, хорошо вооружённую, и притом так быстро покорила. Даже Францию, великую державу Францию, войска Германии покорили в короткий срок. А вот Россию не могут. Солдаты гибнут, офицеры тоже. Значит, есть что-то такое в этой загадочной стране... Много думал Макс о русских и втайне думал, что, раз русские бьют армию Гитлера, значит там действительно народу есть за что драться.
Эти маленькие русские — какие-то особые люди. Они не похожи на многих других рабов, пригнанных из различных стран. Эти русские постоянно проявляют непокорность, силу и веру во что-то такое, что ему, Максу, еще трудно понять.
Макс многое начал припоминать: и дерзкий поступок с поросёнком и поведение ребят на допросе. Сколько таких примеров, на первый взгляд незначительных, резко отличало русских подростков от других!
День ото дня Макс всё больше и больше сочувствовал русским ребятам, начинал уважать их жизненную стойкость, настоящую, большую дружбу и веру в свои силы. Он видел, что они умеют сопротивляться лучше, чем другие.
Смерть девочки, которая покончила с собой только оттого, что услышала ложные вести о падении Москвы, тоже была одним из тех толчков, которые заставили Макса подумать серьёзно об этих ребятах. И он стал ещё пристальнее наблюдать за ними. Но не для того, чтобы мешать им, нет, а для того, чтобы понять до конца, что это за люди русские, которых Эльза Карловна, да и многие другие называют дикарями.
Вова понимал, что Макс им сочувствует, но всё-таки, опасаясь его, призывал друзей к осторожности. И ребята были настороже с Максом, может быть, даже больше, чем нужно. После стычки в саду Вова одумался: «За каким чёртом я ввязался в болтовню с этими шалопаями и с Максом! Ещё донесут, и снова начнутся дела...» Но, с другой стороны, он чувствовал какое-то удовлетворение.