По ту сторону Бездны
Шрифт:
– Правда. Надеюсь, тебе повезет больше, и ты его не увидишь.
– А он тебе, часом, не родственник?
– С чего ты взяла?
– Ну, не знаю, зачем ему тебя женить?
– Я б ответил, но это будет не политкорректно.
– Как?
– Как не следует говорить про Владыку.
Я смеюсь.
– Вот поэтому ты меня и спасаешь.
– Почему?
– Сам такой.
– Какой?
– Неполиткорректный.
– Ну, это очень вольное допущение, - он тоже смеется, и целует меня в губы. Сначала легко, а потом опрокидывает на траву, и целует уже всерьез,
Внезапно ледяная вода ударяет меня по лицу, хлестко, словно пощечина. Заливает глаза, рот, я захлебываюсь и пытаюсь прокашляться.
– С-с-сэнта!
– злобно шипит Анхен, поднимая от меня голову и глядя на дорогую бабулю совершенно безумным взглядом. С его волос ручьями течет вода, полностью одетым (или, хотя бы, прилично полуодетым) его не назвать даже при очень богатом воображении. Он скатывается с меня в сторону, резким жестом оправляет мне подол платья, и начинает довольно неторопливо приводить в достойный вид свои джинсы, не сводя с Сериэнты злобного взгляда.
– Хотелось присоединиться - могла бы просто сказать, - неприязненно бросает он ей, застегивая, наконец, ширинку.
Она возвышается над нами в обнимку с ведром, из которого только что нас окатила.
– Спасибо, дорогой, у меня на сегодня другие планы.
– Какого дракоса ты встреваешь, когда не просят?!
– Потому что точно знаю, что потом будут просить!
– она тоже срывается на повышенные тона.
– Ты сейчас премиленько развлечешься, затем бросишь мне на руки полухладный труп и растаешь в голубой дали, а мне ее с того света вытаскивай?! Это ж только у тебя у нас дела, у других дел нет, кроме как проблемы твои решать! Хочешь развлекаться - имеешь право! У себя дома и без моей помощи!
– Сэнта, перестань! Я бы не стал доводить до крайности!
– Ей расскажи, она поверит! Не мытьем, так катаньем, да, Нэри? Ты ведь никогда не сдаешься? Плохо доходит слово «нет»? Повторяю еще раз: я не стану этого делать!
– и она с силой швыряет ему в голову ведро. Анхен очень спокойно ловит его и, подержав в руках несколько секунд, резко бросает обратно. Сериэнта ловит свое ведерко с не меньшей легкостью, но тут же, вскрикнув, выпускает его из рук.
– Сволочь! Ты мне руки обжег!
– А надо еще голову оторвать за твои выходки! Не хочешь помогать - не надо. Хотя бы не мешайся, куда не просят!
– А вот тогда
– она резко разворачивается и уходит.
А я так и лежу, и не понять, все еще вода течет по лицу, или все же слезы. Даже розы ведь не подарит напоследок. Так убьет. Чтоб раньше времени не догадалась.
Анхен наклоняется надо мной, и поправляет бретельки лифчика, возвращает на место плечики платья, затем помогает подняться и притягивает к себе.
– Не плачь. Все не так уж страшно. Ведь было же хорошо? Вот и дальше все было бы хорошо. Даже лучше.
– Я не хочу умирать. Даже за «очень хорошо», - меня колотит дрожь. Не то от ледяной воды, не то от поздновато проснувшегося инстинкта самосохранения.
– Я никогда не убью тебя.
– Ты можешь не рассчитать. Или потом, когда надоест. И ты ведь, в самом деле, бросил бы меня здесь.
– Да. Это было бы идеально. Сэнта позаботилась бы о тебе лучше всех врачей галактики.
– Она не хочет.
– Она целитель, Лара. Она не может не спасти умирающего. Говорит, моя кровь тебе не подходит. Вот дала бы свою.
– Ты отвезешь меня домой? Ко мне домой?
– Ну а что мне остается?
– он вновь потянулся ко мне с поцелуем, но я отвернулась, и он поймал только соскользнувшую с уха каплю.
Домой мы летели в молчании, и я никак не могла отделаться от мысли: а остановила бы нас Сериэнта, если бы на ее вопрос я дала другой ответ? Любой другой?
Глава 2. Работа.
Первого сентября, как известно, праздник. Вот только я никогда не видела тех, кто его празднует. Зато не раз видела тех, кто печально говорит «ох!». Вот и Варька говорила «ох!», бросая в портфель чистые тетрадки и набивая пенал карандашами. Бедные школьники, и всего-то три месяца у них каникулы, как не пожалеть!
Сама я ужасно нервничала, готовясь к первому учебному дню. Потому как для меня это был еще и первый рабочий день. И работодатель известен, и место знакомое, и суть работы в общих чертах ясна. Вот только...
Анхена я не видела с того дня, как он возил меня к Сериэнте. Тогда он молча довез меня до дома, выгрузил рюкзаки нам на балкон, и улетел, растаяв в небе красной искоркой. Думать о том, что было и о том, чего едва не было, до сих пор не хотелось. Потому что я все равно не смогу решить, что это: его искренние чувства ко мне или его очередной «смелый эксперимент»? А уж его попытку целенаправленно бросить меня на грань жизни и смерти, в призрачной надежде, что меня спасут...вынуждены будут спасти...и улучшить...старалась не комментировать даже мысленно. Мне с ним еще работать как-то вместе.
Петька поправлялся, и вроде даже не очень переживал по поводу шрамов. Он ощущал себя теперь настоящим охотником, убившим своего первого медведя. О том, что это был не медведь, а медведица, защищавшая своих медвежат, как-то не уточнялось. Как и о судьбе медвежат. Но это при беседе с людьми, от охоты далекими. При беседе же с охотниками - наоборот, подчеркивалось. Охотники - они иначе мир видят. Главное это победа. И доказательства того, что битва была нелегкой. А разъяренная медведица - это вам не шутки.