По ту сторону Бездны

Борисова Алина Александровна

– Нет, не надо, спасибо... А я думала, у вас как-то... ну, девочки у мальчиков кровь пьют, мальчики у девочек...

– Да без разницы. Компания в целом должна быть разнополая, тогда букет эмоций будет полнее и ярче, а какого пола тот, у кого ты пьешь кровь, значения не имеет.

– Компания?

– Конечно. Чем больше участников, тем сильнее эмоции и выше наслаждение. Отсюда и пошла традиция разделенной трапезы. Да не пугайся так. Для тебя большую компанию никто собирать бы не стал. Нам бы с тобой и Анхена вполне хватило. А то слабенькие вы, человечки, много партнеров не выдерживаете...

Такси благополучно отвезло меня в Сады, и я долго сидела

на крыльце в ее любимом кресле-качалке, пытаясь хоть как-то переварить услышанное. Получалось с трудом, особенно в свете ее последних откровений про ее, меня и Анхена... Это было что-то уж совсем... И никакие ее рассуждения о всеобщей вампирской любви... Ну где-то же должна быть граница... Ну какие-то нормы должны быть неизменны... в любом обществе, при любой культуре...или нет? Или пусть они как хотят, но я-то человек, меня не надо в это вмешивать.

На землю опустилась ночь, а она так и не вернулась. И уже лежа в кровати, я еще долго слушала, как тихонько щелкают по доскам пола кошачьи когти, и то в одном, то в другом углу дома раздается печальное вопросительное «мяу». Толстый Рыжий Кош по имени Мар тосковал без своей хозяйки.

Наверное, я ждала, что приедет Анхен и заберет меня домой. А вместо этого Сериэнта довезла меня до вокзала и вручила билет на поезд. Она даже не стала выходить из машины, чтоб со мною проститься. Просто дождалась, пока я захлопну дверцу, и уехала. Что ж, в подружки она мне не записывалась, свой список добрых дел наверняка перевыполнила на месяц вперед, а я и сама в состоянии найти нужную мне платформу. Ну подумаешь, крупнейший транспортный узел. Так и я не из деревни.

***

Тихо приехала домой. Тихо пришла на работу.

– Ну здравствуй, - сказал мне Анхен.

– Здравствуй, - ответила я.

– Ты выглядишь отдохнувшей. Сессию-то сдашь? Пол семестра ж прогуляла.

– Постараюсь. Ты ведь скажешь, что я болела?

– Куда ж я денусь. А ты мне скажешь что-нибудь взамен?

– Что, например?

– Что ты соскучилась. Что тебе надоело меня отталкивать. Что ты готова попробовать стать мне хоть немножечко ближе.

– Я не готова...пробовать...

– Эгоистка. До мозга костей. Была, есть и будешь. Что ж. Живи, как решила, - он уходит к себе в кабинет, и дверь закрывается за ним, и если б можно было вернуться...вернуться в прошлое, чтоб все изменить и переделать...я б вернулась в этот день, и ответила не так, я все бы сделала не так...но вернуться нельзя, время линейно, момент упущен, дверь закрылась. Жизнь продолжается.

И снова девочки из группы завистливо вздыхают, глядя на меня. И снова Анхен лишь через стенку, но такой подчеркнуто-отстраненный. И снова работа, привычная уже, но такая безликая. И мучают мысли. О всеобщей вампирской любви. О Сериэнте, которая не прочь заняться любовью со своим троюродным внуком и человеческой девочкой. И девочка при этом будет - только сосуд, из которого черпают кровь и удовольствие. Анхена она бы уговорила. О том, что стоило бы уговорить еще и меня, речи не шло. Я человек. Меня - просто взять. Как Ингу тогда - через боль и слезы. А что? Тоже себе эмоции. А любовь - это у них друг с другом. А мы не объекты вампирской любви. Мы - всего лишь ее источник. Это их эмоции переплетены там так, что не разобрать, где кончаются твои и начинаются чужие. А наши они просто черпают, словно кашу ложками. Причем, ведь не жадные. Сразу на всех. Если все - это тоже ты. Ну, или почти ты...

Каково это - всех любить? Быть единым народом с едиными чувствами?

Однажды не выдержала, спросила.

Время было под вечер, вроде был не сильно занят и настроение вполне себе...Забирала у него очередные бумажки и поинтересовалась.

– Что она тебе пересказывала там?
– хмыкнул Анхен.
– Жизнь насекомых? Какие, к дракосу, единые чувства? И где там всеобщая любовь? Ты на нее взгляни внимательно. На Сэнту. Где она живет, как она живет, с кем? Так сильно всех любит, что аж глаза б не глядели! Да она с собственным сыном, дай светоч, раз в десять лет видится. Что у нас там за Бездной происходит, знает лишь по неясным слухам, в которые и вникать-то особо не стремится.

– Так что, все это неправда? И нет никакой всеобщей любви? Единого народа в едином экстазе?

– Правда. Неправда. По-всякому. У меня порой такое чувство, Ларис, что ты пытаешься найти некий мифический столб с надписью: «Истина в самой последней инстанции». А дальше подробный список всех самых правдивых правд мира. Хочу тебя огорчить. Такого столба нет. Любая правда многолика. Любая истина переворачивается, если взглянуть на нее под другим углом. Но не перестает быть истиной.

– А если проще?

– Проще? Пожалуйста. Чем меньше у тебя своего, тем больше тебе хочется его иметь. И если мы чувствуем чужие эмоции и фоним своими, то мы с детства учимся свои эмоции закрывать, а от чужих закрываться. И коль чужие эмоции протекают в тебя, становясь твоими, то ты не поплывешь в этой аморфной жиже, а научишься вычленять и дифференцировать. Ведь кроме любви и желания есть еще ненависть и неприязнь, боль и равнодушие. Есть еще мысли, которые у каждого свои. Есть еще цели и интересы, которые порой пересекаются. И подобно тому, как люди учатся врать словами - ради выгоды или просто из вежливости - так и вампиры учатся врать эмоциями, посылая в нужный момент - нужные, закрывая лишние. Наше общество - сложносоставное, его суть не сводится к всеобщей любви в муравейнике. Да, я могу почувствовать каждого как близкого и родного, но я не каждого позову в свой дом и не каждого положу в свою кровать. Мы на то и Высшие, чтоб жить не под воздействием плетения эмоций, но плести их самим. Да, мы способны обретать единство в любви и слиянии, но каждый раз это будет слияние близкий друзей, а не вообще всего народа и не абы кого абы с кем.

– Но ты сам целуешь в губы каждую встречную вампиршу.

– Не каждую. Но лишь ту, кому мой поцелуй будет приятен. Порадует или утешит. В этом нам, несомненно, проще. Вы стесняетесь дарить ласку, не в силах предугадать, как она будет воспринята, нужна ли она. Вы действительно слишком замкнуты на себе, и порой это кажется непреодолимым. Вот как ты сейчас. Испугалась, что мир велик, и зажалась. А мир - он проще, чем все твои страхи. Надо просто поверить, что мир - он правильный, даже если совсем не такой, как тебе бы хотелось. И жить в том мире, что есть, а не в том, что теснится в твоей голове.

– Я пойду, можно?

– Ты, как всегда, побежишь. Можно. Сегодня ты мне больше не нужна.

Странный вышел разговор. Если рассказы Сэнты рисовали мир всеобщей любви и гармонии, мир недостижимого для людей блаженства, то, по словам Анхена, выходило, что этим единством они тяготились, учились закрываться, вычленять свое и попросту врать. И идеалом-то тогда выходили...человеческие отношения. Где каждый сам по себе - то, что так презрительно ругала Сэнта.

Но впрочем, все эти любовно-вампирские теории занимали мой разум ровно до того дня, как Анхен решительно подставил стул к моему столу, сел на него и очень серьезно попросил: