По ту сторону границы

Климов Виктор

– Раз пошла такая пьянка, - пробормотал Вадим себе под нос. – Тогда вот тот!

Он указал на понравившийся нож, и продавец одобрительно закивал головой, нахваливая, судя по интонации, выбор покупателя и его самого, хотя он наверняка всегда так делает, когда кто-то хочет что-то у него купить.

Оружейник снял клинок и отделанные чёрной кожей и золотом ножны со стеллажа и положил перед Вадимом на прилавок, предлагая взять в руки, и оценить балансировку и вообще как он сидит в руке.

Клинок, своим тридцатисантиметровым лезвием больше напоминающий короткий

меч, чем нож, действительно сидел в руке как влитой и центр тяжести у него был очень удачно расположен.

Вадим отошёл на пару шагов от прилавка и сделал несколько колюще-режущих движений, как бы тренируясь, и его прошиб холод. Уж больно выверенными получились у него эти движения: режущий, режущий, блок, укол. Вот тебе и скрытые возможности организма! Только ни фига они не скрытые, а спящие до поры до времени, и, получается, что они стали просыпаться. Ровно так же, как он вспомнил язык.

Только почему я об этом ничего не помню, думал Вадим. Что за тайны сознания?! Я ведь ни в какие секции кроме фитнесс-зала никогда не ходил. Бил боксёрскую грушу, пару раз участвовал в спарринге, но чисто с такими же любителями, как и он сам. Просто, чтобы помахать кулаками. Да и на плохую память никогда не жаловался, скорее, наоборот.

И взгляд продавца уже выражал не фальшивое уважение, которым он награждал любого покупателя, а вполне себе реальное. Айюнар же, казалось, этого не заметила, отсчитывая разноцветные монеты за приобретение, а продавец, тем временем, принёс футляр с набором тряпочек, точильных камней и составов для ухода за металлом.

Получив обратно клинок, продавец всё это упаковал в деревянный футляр и передал Вадиму, смахнув горсть монет, среди которых Вадим заметил явно золотые, себе в руку, а затем и в карман.

– Идём обратно, - предложила Айюнар, - мы сделали ему сегодня дневную выручку.

И они, жуя вяленые фрукты, прошлись ещё немного по торговым рядам и повернули обратно, чтобы подготовиться к ужину, который им обещал Сетхар, и который Айюнар почему-то воспринимала, как настоящее испытание, хотя после того, что им пришлось пережить в Красных песках, все другие неприятности Вадиму казались чем-то незначительным.

Когда они проходили мимо одного из зданий по пути к воротам крепости, по виду столетняя старуха, сидевшая у стены и что-то там моловшая в небольшой медной ступе, бросила колкий взгляд на Вадима, прошипев «Сай гэбхон! Ут-эн дархай!» и плюнула, как показалось Вадиму, даже не в его сторону, а в сторону его спутницы.

– Что она сказала? – спросил Вадим у Айюнар, смысл сказанного ускользал от него.

– Белый демон, - бросила Айюнар, жестом показывая, что старая карга просто выжила из ума в силу возраста, а потому не стоит воспринимать её слова всерьёз.

– А вторая часть фразы?

На этот раз Айюнар помедлила с ответом.

– Очередное ругательство, - спустя секундную паузу ответила она, - не обращай внимания.

Только Вадиму показалось, что вторая часть ругательства относилась непосредственно к Айюнар. Надо будет уточнить, что это означает. Только так, чтобы не

привлекать лишнего внимания.

Так они дошли до дворца и вновь спустились его подземную часть.

– Да, и ты бы побрился, Вадим, - произнесла задержавшаяся в дверях своей комнаты Айюнар, - а то похож на бродягу.

Глава 21. Станция

Пропустив встречный, поезд, в котором ехал Руслан, ещё долго стоял, а потом двигался со скоростью по чайной ложке в час, то и дело, останавливаясь, как будто машинист специально тянул время.

Такими черепашьими темпами они в итоге заехали совсем уж какой-то глухой лес с вековыми соснами, возвышающимися по обеим сторонам от железнодорожной насыпи, а впереди вырастал во всей своей красе Уральский хребет.

Народ откровенно скучал, и прожигал время, как только мог: кто-то настраивал гитару, а потом бренчал песенки из разряда «ты оставила меня, как же так ты могла». Кто-то резался в карты, кто-то читал прихваченную из библиотеки книгу, о чём говорил соответствующий штамп на форзаце, а кто-то просто спал, накрывшись от дневного света простынёй.

Покидать вагоны было категорически запрещено, за чем следили старшие чины. Офицеры ходили по вагонам, проверяя, чтобы никто из солдат не употреблял алкоголь. Руслан не сомневался, что у кого-то из пассажиров при себе были соответствующие запасы контрабанды, но после того, как часть водки вылетела в открытое окно, никто рисковать не решался. Как говорится, уж лучше потом, за прибытие на месте отметить, чем бегать и искать выпивку не пойми где и у кого. Да и по морде не хотелось получить, что уж тут!

В конце концов, стало темнеть, на лес опускались сумерки, а из-за высоченных и часто растущих сосен на поезд и подавно опустилась темнота раньше положенного. Даже пришлось включить свет, чтобы чего доброго не наткнуться на чьи-нибудь ноги, торчащие с полок.

А после того, как зажглись лампочки освещения в вагоне, рассмотреть, что происходит снаружи, стало совсем уж невозможно. Руслан даже подумал, что командиры включили свет специально, чтобы народ лишний раз не пялился в окно. А заставили бы опустить шторки, то всегда бы нашёлся тот, кто смотрел бы в щёлочку чисто из любопытства и духа противоречия.

Иногда в мутном окне проскакивали очертания строений, похожих на склады, металлические фермы, по всей видимости, являющиеся частью наблюдательных башен, бетонные заборы с колючей проволокой поверху. Темноту расчерчивали яркие лучи прожекторов и, кажется, Руслан расслышал доносившийся с улицы лай собак. И куда же это их завезли?

Он, под видом того, чтобы размяться прошёлся по вагону, натолкнулся на строгий взгляд лейтенанта и поспешил развернуться по направлению к своему месту. При этом он успел заметить, что часть солдат тоже заинтересовались происходящим (не всё же в потолок плевать), а у того лейтенанта, как и у ещё пары офицеров, была расстёгнута кобура. И в кого же это вы собрались стрелять в случае чего? В области солнечного сплетения как-то уж очень нехорошо зашевелилось предчувствие.