По ту сторону грусти

Пинчук Янина Владимировна

Она полными отчаяния глазами смотрела на здание, к которому они подходили. Оно напоминало префектуру полиции где-нибудь в центре Парижа, только флажки над окнами были не трёхцветные, а бело-золотые. На дверях были вырезаны фигурные скрещенные ключи, то и дело в них входили и из них выходили люди: разнообразного вида гражданские в сопровождении офицеров. На блестящей табличке значилось: "Отдел регистрации и распределения".

Когда они поднимались на невысокое просторное крыльцо, у Алеси потемнело в глазах. Она развернулась к сопровождающим, избегая смотреть

на Юрия Владимировича:

– Это... всё?

Те переглянулись.

– Ваши обязательства исполнены, - негромко, но твёрдо сказала Габи. Её взгляд оставался неподвижным.

Слова у Алеси застревали в горле. Она просто смотрела на них, а сама схватила Юрия Владимировича за руку. Тот сжал её руку в ответ.

Заговорил Давид.

– Да, время в Вечном городе своё, мы не спешим. Но до недавнего момента мы полагали, что в Чёрной дивизии не могут служить люди. Ваш случай, конечно, особый, но вам опасно здесь долго находиться, - нахмурившись, закончил он.
– Вы должны покинуть Вечный город как можно скорее, любым привычным способом.

– Я не могу уйти просто так, - упрямо произнесла Алеся глухим голосом.

– Я тоже, - выговорил Андропов.

Офицеры переглянулись и отошли на несколько шагов. С их стороны доносился сосредоточенный шёпот, озадаченные полувопросы, несколько раз они повысили голос, снова успокоились, пару раз воздевали глаза к небу, и их реплики напоминали телефонный разговор. Время тянулось мучительно долго. Юрий Владимирович не выдержал и притянул Алесю к себе, она его обняла, молча склонив голову ему на плечо. И так они стояли без слов. Пока двое в голубой форме не вернулись.

Габи кашлянула и объявила:

– У вас есть два часа двадцать минут стандартного времени. Потом нужно вернуться сюда. Ни в коем случае не опаздывайте!

И она указала на башенку на углу старинного дома, на циферблате часов показывало ровно три.

Сначала Андропов с лёгким недоверием глянул на свои часы - и различил тоненький шаг секундной стрелки.

Они с Алесей тронулись несмело, как пленные, не верящие слову конвоира - убеждённые, что через десяток шагов будут расстреляны.

Но ничего не происходило. Истаяло в воздухе присутствие двух военных. Старинные улицы распахнули тесные объятия. Сусально золотились краешки облаков.

Они в ошеломлении шли целый квартал и указывали друг другу то на фигурный фронтон, то на изящную ковку ворот, то на пышный шиповник. Потом Алеся не выдержала. Она остановилась как вкопанная, сжала кулаки и простонала сквозь зубы:

– Зря мы сюда пошли! зря!

Она смотрела гневно, ноздри раздувались. И она будто бы гордо и тоже гневно вскинула голову - а на самом деле пыталась закатить обратно непрошеные слёзы.

– Почему?
– переспросил Андропов, заранее догадываясь об ответе.

– Да ни почему!
– зло выпалила Стамбровская.
– Знаешь, как говорят? Еврейское прощание. Долгие проводы - долгие слёзы.

– Но ты же сама хотела, - проговорил Юрий Владимирович, побледнев и нахмурившись.

– Хотела-то я хотела, - горько

сказала Алеся, обкусывая губы.
– А только вот в чём... да, я только вот сообразила... вот бац, и накрыло, понимаешь? Ненавижу сейчас и себя, и тебя, да и всю эту историю. Всё через пень-колоду!

Он стоял молча, отводя глаза, чтоб они не заблестели предательски - хотя больше доходил до него не смысл, а чувство. И оно слишком перекликалось с его собственным.

– Я и нас обоих мучила, и окружающих, а что толку, я ведь даже не могу гарантировать, куда тебя отправят и что будет! Я мелкая сошка... По идее, я вообще не должна была к тебе так привязываться... а сейчас что за чушь?! И видеть тебя не хочу, и отпустить - тоже... всё наперекосяк... Тупые эмоции! Ненавижу их!

После этого она застыла, сопя и щерясь, с перекошенным лицом, как плакатный оккупант перед сжиганием очередной деревни. А потом шмыгнула носом и расплакалась - своими огромными детскими слезами.

Андропов ни секунды не думал, подался вперёд и загрёб её в объятия, словно спасая от лавины или града - и, вопреки сердитым словам, она приникла, обхватив его под мышками, уткнулась щекой в плечо.

И всхлипывала, и вздрагивала - сдерживаясь, стыдливо (слаба ведь, если не сумела сдержать бурю? а если намочит сейчас дорогой пиджак?). Она придерживала и душила свою разрядку. И одновременно казалось, что вот так, обнимая его, она может простоять вечно.

Только внезапно встрепенулась и отшатнулась, оторопело глядя Андропову в лицо. А он всего лишь обнимал её, уткнувшись носом в её волосы - на ощупь и по цвету как мех серенького котёнка - и она ощутила, как туда упали две капли.

– Юрочка... Что ты, ну не надо... Прости меня, это я всё виновата. Раскисла, как последний... как его там...

Она схватила Андропова за локоть и потащила к скамейке, как муравьишко тяжёлый лист.

– Ты бы слышала себя со стороны, - глухим голосом отозвался Юрий Владимирович, - какую чепуху ты мелешь...

– А ты б себя видел!
– не оставалась в долгу Алеся.

Когда они добрались до скамьи, он повалился к ней на колени с тихим стоном, а она его молча гладила, как большого дикого зверя, что спасается от охотников. Бережно вела рукой по спине и плечам, кончиками пальцев касалась волос.

Потом они распрямились, расправились. Устало откинулись на спинку скамейки. Провожали рассеянным взглядом прохожих. Просидели так совсем недолго, вроде бы думая каждый о своём, но словно бы зависли в пустоте. Алеся нарушила молчание первой:

– Пойдём назад?

– Нет, - покачал головой Андропов.
– Это жалкое, конечно, время, два часа. Но я хочу провести его с тобой. Таким - не бросаются.

Алеся медленно обернулась к нему.

– Да, - вздохнула она.
– Я сама бешусь как чёрт, а умом понимаю, что ты прав - сама потом терзала бы себя. Сейчас просто поддаюсь панике. А надо верить, что всё будет хорошо. Хотя бы потому, как мы счастливо добрались, как нас встретили.
– Она протянула руку и погладила его по щеке.