По ту сторону Нила

Фосселер Николь

– Мудрость начальства непостижима, – язвительно отозвался Леонард.

Джереми сжал губы и взглянул поверх укрепления, наспех возведенного из ящиков и мешков. Перед ним в желтых лучах утреннего солнца расстилалась широкая песчаная полоса с матово-зелеными пятнами деревьев, походивших на пушистые венички для обметания пыли. Кое-где между ними виднелись низенькие кусты акации с белыми шипами. Темнела долина с высохшим руслом реки, шелушащимся, выветренным и похожим на замерзшее озеро, словно бахромой окруженное карстовыми скалами вроде тех, через которые им пришлось пробираться вчера.

Не по перевалу, как было запланировано, потому что дозорные увидели на скалах дервишей в ослепительно-белых одеяниях на фоне серых камней. Британцам пришлось идти через усеянный валунами сыпучий холм – тяжелый подъем и опасный спуск по ту сторону, в долину Абу Клеа.

До наступления темноты оставалось три часа, слишком мало, чтобы начать наступление, и вполне достаточно, чтобы возвести зарибу – заграждение, укрепленное сорванными ветками акации. Солдаты и офицеры принялись носить и складывать в кучи валуны. Поскольку камней не хватало, в ход пошли ящики и мешки.

Прищурившись, Джереми вглядывался в даль. Перед ним расстилалась серо-коричневая равнина с пестрыми вкраплениями, сливающаяся у горизонта с рекой и низким туманным

небом.

Он различал там палатки и развевающиеся на ветру зеленые и белые знамена. Вражеский лагерь, особенно заметный сейчас благодаря вспышкам орудийных залпов и облачкам порохового дыма. Но главное – там колодцы Абу Клеа. Джереми невольно сглотнул. От жажды страдали все, вода выдавалась в строго отмеренных количествах. Собственно говоря, наступление – это вопрос времени. Когда запасы воды подойдут к концу, британцы будут вынуждены пробиваться к источникам. Но этот момент можно оттягивать долго. А пока против липкой сухости во рту помогал лимонный сок.

Джереми повернул голову и через пост командующего посмотрел в сторону холма, на котором дервиши воздвигли похожие «баррикады».

Пока разбивали и укрепляли лагерь, чистили и проверяли оружие, настроение у британцев было хорошее. Работали не без задора, со смехом и шутками, как школьники, которых в кои-то веки вывезли на природу. Однако уже первый прогремевший вечером выстрел изменил атмосферу в лагере. Их обстреливали до ночи, появились первые жертвы. Ответный огонь в виде артиллерийсих бомбардировок был прерван с наступлением темноты и возобновлен только с рассветом.

В полевом госпитале остановили и перенесли на следующий день операцию одному погонщику верблюдов, потому что свет ламп мог спровоцировать новую волну огня с вражеских позиций.

Ночь была долгой и безлунной. Стояла зловещая тишина, нарушаемая лишь доносившимися откуда-то издалека ударами барабана. Тхунг-тхунг-тхунг. .. Нереально и страшно. Словно там, в кустах, билось сердце караулившего добычу дикого зверя. После изнурительных маршей последних дней тело требовало своего, однако тяжелый, без сновидений сон длился лишь до первого залпа.

На рассвете готовились отразить нападение, однако расчеты не оправдались. Только небольшая кучка дервишей сбежала с одного из холмов и была немедленно уничтожена огнем. А потом лишь одиночные выстрелы отмечали часы томительного ожидания.

Джереми смотрел на лагерь, на прижавшихся друг к другу в ямах веблюдов, на Саймона и Стивена, тоже напряженно глядевших куда-то вдаль. Внезапно он заметил одного из своих людей, который решительно шел по полю в опасном вертикальном положении.

– Пригнитесь, рядовой Хансон! – закричал Джереми. – Вниз!

И побежал, припадая к земле, чтобы схватить и повалить Хансона. Солдат присел, но было поздно. Джереми услышал, как просвистела пуля, которая навылет прошила грудь солдата и ударила в сложенные штабелями мешки. Джереми еще успел поймать падающего Хансона и положить его на землю, осторожно придерживая голову, как вдруг у него над ухом просвистела вторая пуля, а за ней еще одна. Джереми взглянул на убитого. Двадцать шесть – двадцать семь лет, почти как ему самому. Первая потеря в его роте, и, как чувствовал Джереми, не последняя. В том числе и сегодня, в Абу Клеа. Джереми потрогал рукой еще теплое лицо солдата и закрыл ему глаза.

Тишину нарушил сигнал горна. Британцы приготовились к атаке, было девять утра.

Потребовался ровно час, с точностью до минуты, чтобы сформировать каре, которое немедленно тронулось с места в направлении Абу Клеа.

Они продвигались неспешно, в стороне от проторенных путей, в направлении одного из склонов на правом краю долины. Пули так и сыпались, пробивая бреши в строю. То и дело раздавалась команда «ложись!», и тогда санитары подбирали по рядам раненых и грузили их на верблюдов. Шаг за шагом, шаг за шагом… все медленнее и медленнее.

«Как похоронная процессия», – пронеслось в голове Стивена. Он сглотнул. Его место было в самом конце каре, перед Ройстоном и позади всех остальных, среди солдат Королевского Суссекского, на крайнем правом фланге.

Когда пули посыпались градом со всех сторон, каре остановилось. И тогда с гор и холмов, из-за кустов и низких раскидистых деревьев со всех сторон устремились на солдат первые орды дервишей. Крайние ряды каре развернулись навстречу противнику и пригнулись, чтобы дать возможность стоящим сзади открыть огонь.

Джереми командовал и сам задавал темп, управляясь с винтовкой.

– Заряжай! Пли!

Леонард, Ройстон, Саймон, Стивен, Джереми – пятеро мушкетеров. Джереми краем глаза наблюдал, как они четкими, слаженными движениями поднимали свои «мартини-генри», а потом над полем гремело:

– Заряжай! Пли!

Одна за другой расходились от каре смертоносные волны.

А потом британцы снова тронулись с места. Шаг. Еще один. Стой. Заряжай. Пли. Марш. Сквозь пыль и дым, затрудняющий видимость. Стой. Заряжай. Пли. Марш. Полторы мили до Абу Клеа – час пути. Стой. Заряжай. Пли. Марш. Самый длинный час в их жизни, маленькая вечность.

До белых и зеленых флагов оставалось пять сотен ярдов. Пять сотен ярдов до неприятельского лагеря.

– Ля-иляха-илля-лях-ва-мохаммед-расул-алла!

Словно черти из преисподней выскочили дервиши из спрятанного за кустами ущелья. Их были сотни, тысячи, и они кричали, орали, вопили…

– Ля-иляха-илля-лях-ва-мохаммед-расул-алла!

Они обрушились как ураган. На солдат, штыки, дула орудий…

Они протыкали копьями одетые в серое тела, рубились саблями, мечами и топорами. Разом смолкли тяжелые орудия Гарднера. Крики командиров мешались со стонами раненых.

«Каре! Каре разбито! Они атаковали нас!» – пронеслось в голове Джереми. Или он все-таки закричал?

На равнине крутился водоворот тел, одетых в серое и белое, иногда мелькали цветные пятна и черные лохматые головы. Словно молнии блистали смертоносные клинки. Верблюды ревели, били копытами и падали, сраженные, погребая под собой людей.

Джереми бегал между своими людьми. Помогал, если «мартини-генри» перегревалась или в нее попадал песок. Когда же неполадку устранить не удавалось, приказывал пустить в ход штык. Внезапно Джереми встретился глазами с Фредди Хаймором. Но здесь, в Абу Клеа, у него был один враг. И он носил белое, а не серое.

Все больше винтовок выходило из строя, все больше штыков, размягчаясь на солнце, застревало в телах, наткнувшись на твердое препятствие. Борьба становилась все отчаянней. Попал. Пять секунд . Джереми сорвал с себя и отбросил в сторону ставший бесполезным шлем. В такой давке на мгновенье потерять сознание все равно что быть убитым. Дервиш. Джереми прицелился и выстрелил. Попал. Пять секунд . Люди, среди которых были и его приятели, расплывались в цветные пятна и полосы. Золотой –

это Леонард. Он уже отбросил свою «мартини-генри» и орудует саблей. Большой и темный – Ройстон. Он все еще стреляет. Целится и стреляет. Попал. Пять секунд .

Краешком глаза Данверс поймал вытянутую, красновато-бурую фигуру Стивена. Тот как раз всаживал кинок в туловище дервиша.

Саймон. Где Саймон?

На мгновенье Джереми остановился, ища глазами Саймона. Он увидел его в двадцати-тридцати шагах, занятого своей винтовкой, тоже, похоже, вышедшей из строя из-за жары и песка. Саймон не видел, как к нему приближается дервиш с обнаженным клинком в руке.

– Саймон! Бросай ее, возьми револьвер или саблю!

Как ни малы были шансы докричаться, Джереми это удалось, Саймон отбросил винтовку и схватился за клинок. Джереми прицелился в дервиша и выстрелил. Легкий щелчок – больше ничего.

– Лен! Рой! Прикройте меня! – услышал Джереми собственный голос.

Он чувствовал присутствие Лена, хотя не спускал глаз с Саймона, вытаскивая револьвер, обнажая саблю и прорубая просеку в толпе дервишей.

Клинок блеснул и обрушился на Саймона. Кровь залила предплечье. Джереми поймал его взгляд.

Я иду, Саймон, я иду . Джереми нажал на курок револьвера, и дервиш упал. Мы с тобой, Саймон. Лен и я . Еще пара шагов. Джереми перескочил через лежавшее на земле тело, как вдруг воздух завибрировал и на его лицо пала тень. Словно черная птица ударила его крылом. Слишком быстро, чтобы Джереми успел увернуться. В голове что-то взорвалось, рассыпавшись снопом искр. Боль молнией пронзила мозг. А потом, словно свеча, которую задули, угасло сознание, и Джереми погрузился в темноту.

Стивен ловко увернулся от сабли, но наткнулся на копье. Он зашатался, словно натянутые до предела мускулы вдруг лопнули, и повалился навзничь на что-то твердое и острое. Адская боль на мгновенье поразила тело. А потом сверкнул металл, и Стивена накрыла огромная черная тень. Это был Ройстон, только что зарубивший дервиша. А потом еще одного, и еще…

Сабля словно хлестнула Саймона по спине. Он застонал и повалился на колени, обливаясь теплой кровью. Краем глаза он успел увидеть, как к нему пробивался Леонард. Но это не Лен позвал его. Саймон, я здесь! Саймон заморгал, он старался не смотреть на свою раненую руку, которую прижимал к окровавленной груди. Она болела, словно охваченная огнем. Я здесь, Саймон!

Его глаза расширились и удивленно заблестели. Ада. Несколько мгновений она стояла там, на крохотной зеленой полянке посреди поля боя, а вокруг свистели пули и сверкали клинки. Она была в простом летнем платье, с распущенными по плечам волосами, которые блестели на солнце. В ее глазах, похожих на две большие темные вишни, застыло удивление или даже вопрос. А потом она улыбнулась, показав щелку между передними зубами, подобрала юбку и побежала между мужчинами, ведущими свою смертельную игру, прямо к нему. Нет, Ада! Оставайся там! Здесь слишком опасно! Но она приближалась, почти не касаясь земли, и Саймон уже слышал ее звонкий, заливистый смех. Я не уйду, Саймон, я останусь с тобой!

Ада, любимая…

Больше Саймон не чувствовал ни страха, ни боли.

Он не видел копья, которое вошло ему в спину и, расколов ребра, словно сухое дерево, разорвало сердце.

Битва при Абу Клеа длилась меньше четверти часа. А потом пыль улеглась и пороховые облака рассеялись. Тысячи мертвых сторонников Махди остались лежать на пропитанном кровью поле, столько же англичан. Они дорого заплатили за свою победу. Лучшие из лучших. Гордость армии.

Слишком мало времени оставалось на то, чтобы похоронить и оплакать павших и унести с поля раненых. Еще меньше – чтобы найти пропавших без вести. Еще меньше – чтобы добраться до источника, к солоноватой воде которого они припали только через час.

Но меньше всего времени оставалось у Хартума.

31

В черной ночи небытия затеплилась искорка сознания. Она мерцала, разгоралась и становилась все ярче. Когда она стала достаточно сильной, чтобы осветить обрывки воспоминаний, голова загудела и запульсировала от боли. Вспышки выстрелов. Рев битвы и стоны раненых. Сверкающие клинки и наконечники копий. Саймон. Лен. Ройстон. Стиви. Кровь, везде кровь. Язык во рту, как прилипший к нёбу кусок сухого дерева. Я не могу дышать. Что это давит на грудь, прижимая тело к земле? Он с трудом открыл веки, но увидел только темноту. На мгновенье сердце остановилось. Я погребен заживо . Под руками только песок и гравий. Что это? Ткань, а под ней что-то мягкое, потом твердое, гладкое… Конечности. Тела. Мертвые тела. Меня похоронили заживо .

Джереми сжал зубы, прогоняя страх. Наверх. Я должен пробраться наверх . Он напрягся, погрузив пальцы в сыпучий песок, и рванулся изо всех сил. Бесполезно. Джереми еще глубже продвинул руки и оттолкнулся. На этот раз ему удалось преодолеть пару дюймов. Джереми остановился, задыхаясь, потом, продолжая работать руками, нащупал под ногой опору. Дюйм за дюймом. Потом еще рывок… Джереми напряг последние силы и вдохнул свежий воздух. Легкие заработали, наполняя разбитое тело новыми силами. Джереми стонал, пыхтел и продолжал пробиваться, локтями, ногами, коленями, высвобождаясь из-под страшного груза.

Некоторое время он, тяжело дыша, лежал на земле, а потом приподнялся на локтях и огляделся. Перед глазами плыли черные пятна. Однако постепенно в слабом свете звезд начали проступать очертания предметов. Джереми хватило нескольких секунд, чтобы понять: перед ним вповалку лежали десятки мертвых людей Махди, так, как они пали на поле брани, и он, Джереми, был похоронен под этой кучей. Ошеломленный, он принялся ощупывать свое туловище, конечности. Все цело. Невероятное везение! Он стал вспоминать. Абу Клеа. Битва. Саймон. Потом удар. На голове Джереми обнаружил запекшуюся кровь и шишку, которая страшно болела, когда он к ней прикасался. Вокруг громоздились груды тел. Сотни и тысячи, людей и животных. Джереми застонал, приподнялся и встал на ноги. Как долго он здесь лежал? Похоже, несколько часов. Джереми запрокинул голову и посмотрел на звезды. «Я еще жив, а остальные? Где Саймон, Стивен, Ройстон и Лен? Где Королевский Суссекский?»

Джереми чувствовал себя выжившим после Апокалипсиса и вдруг услышал за спиной голоса. Он обернулся и вздрогнул: по усеянному трупами полю двигались фигуры в сербристых одеяниях. Их лица, ноги и руки сливались с окружающей темнотой. Он хотел скрыться, но было поздно. Фигуры стремительно приближались. Джереми потянулся к оружейному поясу, но обнаружил только несколько патронов. Револьвер и шашку он, как видно, потерял.

– Амин , – прохрипел Джереми, медленно поднимая руки.

Амин значит «мир».

Сверкнуло дуло направленного на него пистолета, а потом все снова погрузилось в темноту.