По ту сторону синей границы
Шрифт:
Мне такой пояс дал Ульрих.
Где-то в ветках дерева над нами поет скворец. Звонкая песня летит в темноту, переплетается с шелестом листьев, захлебывается на секунду и возникает снова, то громче, то тише. Скворец будет петь здесь и завтра…
Я смотрю на воду, в бархатную черноту набегающих на берег волн, слышу их тихий шум.
– Давай! – шепчет Андреас.
Бросаюсь бежать в носках по песку. В дюнах он глубокий, ноги вязнут по щиколотку, я почти падаю. Андреас следует за мной по пятам, тоже спотыкается, приземляется на руки. Я бегу
Наконец мы за камнем!.. Замираем, вслушиваемся в ночь, тяжело дышим. Чувствую запах водорослей, а коленкой – острый край какой-то ракушки. Здесь, у воды, ветер дует ощутимее и шум моря сильнее – отовсюду доносится плеск волн, хотя самих волн почти не видно. Я все еще слышу песню скворца… Или мне кажется?
Сердце бьется как сумасшедшее, хотя мы не проплыли и метра.
Еще можно вернуться – прямо сейчас, пока нас никто не заметил.
– Давай. Идем дальше.
Мы входим в воду. Она теплее воздуха, который после захода солнца быстро остывает. Идем слегка пригнувшись. Я нервно хихикаю, хотя сейчас не до смеха: если включат прожектор – нас точно увидят, пригнулись мы или нет. Но, по счастью, все остается в темноте.
Когда вода доходит до бедер, я останавливаюсь. Андреас тоже. Снимаю перчатки и, держа их в зубах, натягиваю ласты. Это трудно, они никак не хотят налезать на пятки. Наверное, лучше было бы сделать это на берегу, но тогда было бы неудобно идти по мелководью, Чтобы удобнее было тянуть, я сажусь на дно.
Неприятно холодная вода тотчас проникает в гидрокостюм, просачиваясь между одеждой и резиновой кожей. Но скоро она станет температуры тела и начнет действовать изолирующе.
Наконец-то! Ласты надеты. Я снова встаю на ноги. Из-за течения дно похоже на стиральную доску, это чувствуется даже через ласты.
Надеваю очки, просовываю трубку через петлю ремешка, чтобы зафиксировать ее.
Андреас достает из сумки нейлоновый шнур и протягивает его мне. Я завязываю шнур на его левом запястье, туго затягиваю узел. Второй конец шнура – на своем правом запястье. Теперь мы не потеряемся и сможем подавать друг другу сигналы.
Я все еще держу перчатки в зубах. Шерсть колет губы. Натягиваю перчатки, руки дрожат от волнения. Вот сейчас все начнется…
Беру мундштук трубки в рот. Он давит на десны, но это нормально и через какое-то время пройдет. По крайней мере, так было на тренировках. Только я никогда еще не плавала с трубкой дольше восьми часов.
– Я готов, – шепчет Андреас.
Поудобнее пристраиваю фляжку на животе. Мамин ремешок держит ее крепко. Только бы она не мешала движениям. Тренироваться с ней я не могла – ни в бассейне, ни в море. Заметь кто-то, что я плаваю с фляжкой, – тут же арестовали бы.
Оборачиваюсь и смотрю на берег.
Последний раз у меня под ногами твердое дно. Когда еще мы почувствуем его снова?
Отталкиваюсь ногами и плыву. Через несколько метров под очки затекает холодная соленая вода. Я тихо ругаюсь. Никогда не получается надеть их правильно
– У меня сумка болтается, – шепчет Андреас. Ему тоже приходится остановиться и поправить ее.
Приподнимаю очки, из них выливается вода. Нажимаю на чашечки очков, чтобы выдавить воздух и создать пониженное давление. Глазам немного неприятно, но зато вода уже не затечет. А это самое главное.
Медленно шевелю ногами, чувствую, как ласты раздвигают воду. Увеличиваю амплитуду движений – не сильно, чтобы ласты оставались под поверхностью. Фляжка на животе мешает, но терпимо.
Легкий шум волн заглушается моим дыханием. Во рту – трубка, из-за этого его слышно особенно отчетливо.
Делаю руками движения брассом – это нелегко, если ноги движутся кролем, но я постепенно приноравливаюсь. Руки чувствуют сопротивление воды. Оно больше, чем в бассейне, – это оттого, что вода соленая.
Ухожу под воду, выдыхаю, расслабляюсь. Вода снова выносит меня на поверхность.
Рядом шлепают ласты Андреаса. Он замечает это и погружается глубже. Сейчас нельзя производить никаких громких звуков.
Дышу через трубку – так я экономлю на поворотах головы для вдоха. Каждое движение – это трата энергии.
Через несколько метров замечаю то, что и так уже знаю: плыть в море – это совсем не то, что плавать в бассейне. И рядом нет Ульриха, никто не дает указаний и советов. Мы можем рассчитывать только на собственные силы.
Слышу плеск волн, наталкивающихся на мое тело. Из темной глубины поднимаются пузырьки воздуха.
Мы потихоньку выплываем в открытое море, на север…
– Ты вообще-то какие рекорды хочешь побить?
Ульрих, в оранжевом тренировочном костюме и красных шлепках, подмигнул мне с бортика бассейна.
Я стянула очки с головы:
– На сегодня хватит.
– Ну давай, и так три часа уже плаваешь. Дорожки считала?
– Сто семьдесят девять.
Ульрих прищурился.
– Сто семьдесят девять умножить на пятьдесят метров – это восемь тысяч девятьсот пятьдесят метров. Ничего себе! Вылезай и марш в душ!
Я вылезла. Затылок и правое плечо ломило от холодной воды, при движении они как-то странно потрескивали.
– Мы с Франком сейчас идем в забегаловку за углом, будем в рамми играть. Хочешь с нами?
Я кивнула, взяла полотенце и направилась в душевую. В коридоре, как всегда, тянуло сквозняком. Постояв несколько минут под горячей водой, торопливо вытерлась, оделась и вышла на улицу.
Перед бассейном стояли знакомые пловцы и разговаривали.
– Пока, – бросила я им и повернула за угол, к кафешке.
Ульрих и Франк уже сидели за столиком, перед ними – колода карт.
Ульрих повернулся к стойке бара.
– Детям колу, тренеру пиво, – сообщил он бармену. Потом моментально раздал карты – я и присесть не успела.