По ту сторону синей границы
Шрифт:
– В открытом море они не смогут все время светить прямо на нас; наши шансы выше, чем у них.
Андреас наклоняет голову. Кивает?
– Все, ныряем.
Погружаемся под воду, на этот раз достаточно глубоко, плывем не торопясь, сосредоточенно.
Снова всплываем – луч обшаривает море в нескольких метрах от нас и снова подходит угрожающе близко.
– Давай, еще раз!
Каждый тянет шнур в ту сторону, которую считает правильной.
Выныриваем – луч далеко.
– Черт, повезло, – говорит Андреас. Приподнимает край очков, из них выливается
Я облегченно вздыхаю.
– Делаем так: ты плывешь как обычно, а я – на спине и слежу за прожектором. Через десять минут меняемся. Голову держи в воде, дыши через трубку. Чем меньше мы им подставляемся, тем лучше.
– Ясное дело.
Андреас без движения лежит на воде, смотрит в сторону берега.
– Но нас все-таки заметили, как считаешь?
– Наверное.
– И что они теперь будут делать?
Кашляю, заглушая страх.
– Да ничего. Мы для них – иголка в стоге сена. Всё, поплыли.
И снова вперед. Прожектор все еще обшаривает море, но мы уже далеко, опасность миновала.
Вокруг темнота…
Через какое-то время луч уже не виден, я переворачиваюсь на живот, чтобы плыть быстрее.
Планктон освещает стрелку компаса, и я могу сориентироваться.
Андреас вошел в ритм, плывет размеренно и плавно, наверняка считает гребки – раз, два, раз, два.
Если сможем держать такой темп и ничего не помешает, доплывем в конце концов до нейтральных вод. Но до них еще далеко. Пока что мы здесь, на территории ГДР.
Нас наверняка будут искать, ведь они нас заметили. Иначе прожектор не стал бы так долго задерживаться возле нас. Это не случайность.
Черт, вот не повезло! На берегу сейчас, скорее всего, объявляют тревогу. Может быть, даже сам товарищ Йонсон, дедов собутыльник. Пойдут обыскивать участок берега с собаками и найдут нашу одежду.
И тогда им станут известны две важные вещи: и где мы находимся, и откуда мы стартовали.
Направление, в котором мы движемся, для них тоже не секрет. Чтобы нас обнаружить, нужно просто прочертить эту линию, а поправку на течение они смогут сделать и получше нас.
Мне по-настоящему страшно… А понимает ли все это Андреас?
Лучше ничего ему не говорить, пусть концентрируется на движении.
Мы мало что можем сделать.
Только нырять. Пока ночь, шанс есть, в темноте заметить нас трудно. А вот когда рассветет, тогда поиски и начнутся. На это им сообразительности хватит, можно не сомневаться.
Ласты натирают ноги. Не обращай на это внимания, говорю я себе, сосредоточься на другом. Но на чем? Вокруг – ничего.
Только вода и ночь.
Хорошо, что Сакси в этом цирке не участвует. Он не проплыл бы и метра – тут же разревелся бы, как в тот день, когда он появился у нас в классе. Быть новичком – не сахар, новичкам всегда нелегко, а уж если ты саксонец – пиши пропало! Сакси ужасно раздражает своими рыданьями. Но он же не виноват, просто он так устроен. Другие, когда волнуются, чешут в затылке или грызут ногти, ну а Сакси чуть что – ревет белугой.
– Плакать
Фрау Тиль, наша толстая классная руководительница, положила рыжему новичку руку на плечо. Под ее тяжестью он аж согнулся.
– В нашу школу имени Фридриха Энгельса пришел новый ученик, Йенс Блум. Я вам о нем уже говорила.
– Это что еще за плакса? – фыркнул Андреас. – Да еще в веснушках, ха-ха.
Фрау Тиль поправила свои завитые блондинистые локоны.
– Представься, пожалуйста, еще раз и скажи, откуда ты приехал.
– Йенплу-у-ум с Трэ-э-эстына, – пробормотал новенький.
– Чо-чо? – переспросил Кристиан из своего угла, демонстративно глотая гласные в противовес саксонской растяжечке.
– Йе-е-енс! Плу-у-ум! Трэ-э-эстын! – выкрикнул новенький.
– Из Дрездена! Саксонец! О не-е-ет… – застонал класс.
– Тишина! – призвала к порядку фрау Тиль и показала на меня: – Садись рядом с Ханной. Она поможет тебе с домашними заданиями.
Вот тебе раз! Ну за что мне это сокровище?
– Эй, саксонец, скажи еще раз «Дрезден»!
Все заржали.
Техасы [6] , явно на два размера больше, болтались – того и гляди окончательно сползут – на его тощей заднице. Придерживая пояс рукой, он приковылял к моей парте и осторожно присел на стул рядом. Потом вытащил из коричневого ранца учебник русского. Его украшала огромная наклейка с Дональдом Даком.
6
Техасы – джинсы производства ГДР, Чехословакии или Польши.
– Ф ру-у-усском я фаще-е-е не секу, – шепнул он мне. – Ты мине-е-е бомо-о-оже-е-ешь?
Его диалект был невыносим, а красный велюровый джемпер – непомерно велик.
После уроков выяснилось, что домой нам, как назло, по пути. Йенс надел куртку с коричневой бахромой и стал похож на взъерошенного медведя.
– Тут на углу мы с Андреасом всегда покупаем леденцы. Там – кондитерская Новака, потом кожный врач, мясная лавка Тима и булочная Герлофа.
В булочной мы купили блинчик с вареньем. Йенс откусил, красное варенье закапало по подбородку. Чисто вампир. С набитым ртом он сказал:
– Мо-о-ошишь сфа-а-ать миня Йензи!
Продавщица уставилась на него. Все-таки таскаться по городу с саксонцем – ужасно неловко. Но все-таки я взяла его с собой к деду.
– Фо-о-од зофпате-е-енье! – радостно заверещал Йенси, поднимаясь по деревянным подгнившим ступенькам. – Я до-о-оше шифу на эдой у-у-улице!
– У деда наверняка кавардак, – предупредила я.
Я постучала в дверь. Три удара быстрых, три медленных, три быстрых. Наш код.
– Эз, о, эз – збазите нажи тужи, – Йенси с гордостью посмотрел на меня снизу вверх. Ага, значит, он не совсем тупой, хоть и ниже почти на голову. Дед, как всегда, ничего не услышал, и я постучала снова.