По ту сторону вселенной
Шрифт:
Председатель не ожидал увидеть на месте стола компьютер высшего интеллектуального уровня.
— Как, и вы тоже? — поразился он и был удостоен насмешливым взглядом.
— Полагали, не обучен?
Джонамо дала согласие участвовать в опасном эксперименте, не колеблясь.
Странное слово «мыслелетчица» не вызвало у нее удивления, как и не поразило само понятие «полет мысли» не в трафаретно-образном, а в сугубо физическом смысле.
На робкие попытки Ктора отговорить ее, она отвечала:
— Мы не принадлежим себе, милый!
Не намного меньше, чем Ктор, были встревожены
Джонамо терпеливо переносила массу исследований, которым подвергал ее старый ученый. Она привыкла к датчикам настолько, что порой забывала их снимать.
— А вы плюс ко всему стоик… — одобрительно бормотал старик, когда Джонамо едва заметно морщилась от электрических уколов. — Потерпите, голубушка… мгм… Иначе нельзя… Не получится у нас иначе. Да.
Он требовал всевозможных анализов, словно готовил свою «пациентку» к тяжелейшей хирургической операции. О некоторых меомеды понятия не имели, и тогда Борг выполнял их сам. Если результаты его удовлетворяли, он становился весел, разговорчив, даже болтлив. Если же что-то ему не нравилось, раздражался, брюзжал и чаще, чем обычно, уснащал речь своим излюбленным «мгм».
За два дня до эксперимента Борг ввел для Джонамо бессолевую диету, собственноручно делал ей ультразвуковые инъекции, причем руки у него в это время, против обыкновения, не дрожали, а сам он разительно напоминал доброго старенького доктора из популярной серии детских мультиксов.
Хотя Борг, казалось, не отпускал от себя Джонамо ни на миг, он не меньше внимания уделял экспериментальной установке. Ее монтировали сотни добровольных помощников в малом зале недавно воздвигнутого концертного комплекса. Руководил ими Игин.
Тем временем Гури командовал полчищем роботов, которые тянули энерголинию колоссальной мощности для питания установки.
Накануне эксперимента Борг завел с Джонамо обстоятельный разговор о предстоящем деле.
— Ваша мысль… мгм… поток мыслей… даст гемянам представление о Мире.
Обо всем, чем мы живем, что нас волнует. О наших проблемах, мечтах, возможностях, эстетических и нравственных ценностях. Об особенностях нашей цивилизации. И в свою очередь мы увидим Гему вашими глазами. Это будет… мгм… первое соприкосновение с инопланетным разумом. Принятый сигнал не в счет. И вы, смею думать, самый достойный… мгм… посол нашего человечества. Да.
— Но как мои мысли…
— Мышление — процесс энергетический. Этой его особенностью раньше пренебрегали. Считали, что мозг первичен, а мысль вторична. Мгм… В известной мере это так. Но зачем отрывать одно от другого? Мысль так же материальна, как и сам мозг. Скажу больше: она материальное продолжение мозга, его проекция на бесконечное пространство. Черепная коробка слишком тесное вместилище для мысли. Мысль рвется из нее, и это не образное выражение.
— Если я правильно поняла, — сказала Джонамо задумчиво, — мозг представляет собой эпицентр мысли?
— Умница, — обрадовался
— Но, видимо, это слабое взаимодействие или я ошибаюсь?
— Мгм… А где в наше время граница между сильным и слабым? Едва прикоснувшись к сенсору, можно привести в действие многотонный молот. Вот и ваша мысль, слабая в энергетическом смысле, промодулировав в миг эмоционального подъема поток вакуумных волн гигантской плотности, обретет поистине вселенскую мощь. Именно так, говорю я вам!
— Неужели одиночный импульс мысли…
— Вовсе не одиночный, а… мгм… запускающий. Нечто вроде толчка, влекущего за собой лавину. Кольцо обратной связи, порожденной вашей мыслью, замкнет в общую автоколебательную систему две планеты. Между Миром и Гемой, несмотря на разделяющую их бездну пространства, возникнет волновая связь. И это благодаря вам, Джонамо. Да.
— А я…
Борг помрачнел.
— Боитесь? Хотите спросить, опасна ли мыслепортация?
— Вовсе нет! Что стоит моя жизнь в сравнении… Короче, меня волнует иное.
Справлюсь ли я, сумею ли оправдать ваши надежды?
— Мгм… Безусловно! — растроганно проворчал Борг.
— Так что же от меня потребуется?
— Только то, что вы делаете во время концерта.
— Всего лишь? — удивилась Джонамо.
— Забудьте об эксперименте, говорю я вам! О чем вы думаете, играя на вашем… мгм… рояле? Какие чувства испытываете? Ну?
— О чем думаю? — Джонамо была застигнута врасплох вопросом Борга. — Не знаю, что и сказать… Я ведь думаю не словами, а образами. Как бы выразить это поточнее… Мои мысли не скованы словесной оболочкой.
— Очень хорошо! — обрадованно воскликнул Борг. — Как раз то, что я хотел услышать. Да.
— Я не сочиняю и не исполняю музыку. Я думаю музыкой. Каждый звук в ней имеет смысл. Все, что происходило на моей памяти, что живет во мне, становится музыкой. Музыка и есть мои мысли. Ими я делюсь со слушателями.
— У вас щедрая душа… Она может… мгм… достичь звезд в своем величии!
— Не говорите так, — смутилась Джонамо.
— Полно, дитя мое! Я сказал правду. Да иначе вы бы не подошли… мгм… То, о чем вы поведали, я предвидел. Был уверен в вас. И вы только подтвердили мою уверенность.
В назначенный час большой зал концертного комплекса, насчитывавший сто пятьдесят тысяч мест, был переполнен. Желающих попасть на необычный концерт удалось сосчитать разве что компьютерам, которые загодя провели конкурс среди претендентов: было несправедливо распределять места по жребию.
Квалификационные тесты выявили будущих слушателей.
В центре зала возвышался рояль. Концентрическими кругами уходили под купол ряды кресел. Перед каждым — экран, на котором будет видно крупным планом лицо Джонамо. Совершенная акустика обеспечивала безупречное звучание в любой точке зала, и все же счастливчикам, сидевшим в передних рядах, остальные по-хорошему завидовали. Но никто не обиделся: выдержавшие тесты были равно достойны и места между ними распределял компьютер.