По ту сторону жизни
Шрифт:
Да, он попытался донести до отца простую мысль: он берется оперировать сверхсложными структурами с неизвестным количеством переменных. И ни одна существующая ныне система не способна гарантировать результат. Отдельный — вполне возможно, если очень повезет.
Но постоянное везение — фактор абстрактный.
Только отец лишь хмыкнул.
— Как был трусом, так и остался, — произнес он. И дорогой братец, ныне ставший отражением отца, лишь фыркнул. А его жена вздохнула.
О да, он женился.
И обзавелся наследницей, что несколько расстраивало братца.
…Франсин была милой. Для ведьмы. Она была красивой даже для ведьмы. Она умела улыбаться и слушать. Впервые, пожалуй, кто-то слушал Фердинанда с искренним интересом, не стесняясь спрашивать. А он готов был объяснять.
Сперва беседы были безобидны. Дело и только дело.
Она была талантлива. Женщины редко пользуются своим даром, предпочитая всецело уходить в семью. А вот Франсин… ее наработки были интересны. А если преобразовать их по новым схемам, то, смело говоря, революционны. И она вполне могла бы подать заявку на патент, даже на несколько, но… разве женщина может стать выше своего мужа?
Когда и как разговоры стали нужны Фердинанду?
И когда они перестали быть лишь о деле… сомнительном, незаконном — во всяком случае, если касается он не короны — и опасном?
Он, пожалуй, лучше других осознавал, что успех этой затеи куда более страшен, нежели провал. Отец с обостренным его самолюбием вряд ли отдаст короне все, обязательно захочет оставить что-то, что позволит контролировать ритуал. А корона вряд ли захочет попасть в зависимость от рода, пусть всецело лояльного, но…
Говорить об этом было бесполезно.
А молчать невыносимо. И он нашел выход, казалось бы, идеальный. Сомнения взамен сомнений… а остальное — так ли важно?
Важно.
Он… видел больше, чем желал бы.
Нинелия и ее дочь, время от времени появлявшаяся в доме. И пусть брат, сохраняя остатки иллюзии счастливого брака, старался выбирать время, когда законная жена и дочь отсутствовали, но… долго это не продлилось бы.
Он видел взгляды. Нет, не преисполненные любви, брат был далек от понятий столь абстрактных, но скорее оценивающие. Раздумывающие… девочка? Но второй бастард может быть мальчиком. И зачем искать кого-то еще, если дочь родилась здоровой, крепкой и с ярко выраженным даром.
А если вновь неудача…
Тихие беседы, которые смолкали, стоило появиться ему.
И вновь тот же задумчивый взгляд, которого удостаивалась уже законная супруга. Когда, конечно, не видела… в них виделся вопрос: нужна ли она вообще.
Вот такая. Очаровательная. Милая. Но в то же время не способная подарить наследника. Очаровательных и милых много, а вот дети…
Развод — это скандал, что недопустимо, если в деле замешаны тайны короны.
ГЛАВА 47
— Мой брат заговорил о том, что работа была сложной… напряженной… и в целом негоже женщине заниматься подобными делами. Он стал очень любезным, будто чувствовал ее сомнения. — Дядюшка щелкнул пальцами и уставился
Он сделал глубокий вдох и закашлялся, закрывая рот все тем же полосатым нелепым платком. Плечи его сотрясались, а я ощутила острый резкий запах крови.
Это ложь, что со временем клятвы ослабевают.
Такие — лишь врастают глубже, и… теория теорией, а практика, похоже, давалась дядюшке нелегко. Между тем Монк поднялся и, прихрамывая на обе ноги, подошел к Фердинанду. Беловатые пухлые ладошки легли на щеки, и дядюшка дернулся было, но вырваться из цепких объятий света не так-то просто.
— Я, — голос Монка был тих и скучен, — силой, данной мне, освобождаю тебя… от клятвы. И от крови, пролитой не по твоему желанию…
Свет был… неприятным. Жестким. Ярким. И обжигающим. Я поморщилась, а вот Вильгельм произнес нехорошее такое слово.
— Свет услышал, — ответил Монк, прикрыв глаза, из которых градом катились кровавые слезы. — И виновные понесут заслуженную кару.
Ох, чуется, Святой престол ждут изрядные перемены.
С другой стороны, неужто они и вправду надеялись, что их участие… вернее, неучастие, останется незамеченным? Не жаль и… совсем не жаль.
— Благодарю, — сипло ответил дядюшка.
А я подала стакан воды.
И его приняли, ответив кивком. Он пил жадно и, допив, просипел:
— Еще.
А Монк вернулся в свой угол и, присев на диванчик, сложил вялые руки на коленях. Глаза его по-прежнему были закрыты, а вот кровь впиталась сквозь кожу, оставляя на щеках лишь бурые пятна.
— Меня тоже отослали. Мое имя стояло в отчетах, но вот делиться славой отец не собирался… не со мной.
Кровь из носу продолжала идти, и дядюшка сгреб со стола серую салфетку, прижал ее к лицу.
— Впрочем, я не скажу, что сильно огорчился. В тот момент меня куда больше занимала одна глубоко практическая проблема. Мне было запрещено покидать пределы империи… я ведь мог принести пользу роду. Много пользы… это первая проблема. И вторая — страх Франсин, которая вполне ясно осознавала некоторые… свои перспективы. Как, собственно говоря, и я сам. Мне, знаете ли, вовсе не хотелось становиться собственностью рода… этаким счетоводом на службе. А на большее у них фантазии бы не хватило.
У родственной крови был особый аромат. Горьковатый, чуть сдобренный полынью и ветивером. И легкая кислая нота присутствовала тоже. Я запомнила этот запах, просто на всякий случай.
— Поэтому я отправился к куратору и сказал прямо, что в случае, если я вынужден буду вернуться домой, корона может забыть о моих будущих разработках… как и о прошлых. Патентное право никто не отменял.
Я склонила голову, признавая, что для сложившейся ситуации выход был, пожалуй, оптимальным. Конечно, судиться с короной дело неблагодарное, но… почему бы и не попробовать?
— К сожалению, избавить меня от клятвы не вышло, но в остальном… отец выразился ясно: роду не нужен такой неблагодарный ублюдок. Полагаю, на него пришлось хорошо надавить, и в немалой степени это получилось благодаря провалу проекта.