По ту сторону жизни

Лесина Екатерина

— Клятва. — Дядюшкина спина выпрямилась еще больше. — Они заставили ее принести клятву… сказали, что ее поведение и ее сомнения бросают тень на род. И вынудят предпринять самые неприятные меры, чтобы защитить честь…

Было ли там что защищать?

И почему-то вновь вспомнилась та деревушка на краю мира. Грохот барабанов. Страх. И кровь. Лицо богини, скрытое за бурой маской. Одурманенные мужчины и несчастные женщины, которым дозволялось лишь жить…

Мой предок, у которого хватило силы духа умереть, а потом вернуться. И его туземная жена.

Почему в

семейных хрониках о ней так мало сказано? О той, которая была благословлена богиней? Она ведь принесла кровь и силу, которой так гордится род? И в гордости этой забыл об истоках?

Чести? Чести не осталось. Совести тоже.

— Она не могла покинуть Империю, как не могла заговорить о делах семейных с кем-то, кто семье не принадлежит. Я, к счастью, несмотря на все заявления отца, был частью семьи. Клятву он не снял. К этому времени я обзавелся некоторыми… полезными знакомствами. В том числе со своей настоящей матерью. Ее было несложно найти. Отрицать родство она не отрицала. Сожалений тоже не испытывала. Но для ведьмы оказалась очень интересной… женщиной, которая к тому же оказалась весьма близка к его императорскому величеству. Она бы не отказала в просьбе. Но Франсин не хотела расставаться с дочерью даже ненадолго.

И решила вернуться. Дура.

Меня бы не тронули. Кто будет уничтожать ценное имущество, из которого можно получить выгоду? Пусть не сразу, но в перспективе… А она осталась бы жива.

Да, возможно, у дядюшки не получилось бы забрать меня из дома. Полагаю, сей факт матушка осознавала довольно ясно, но… она осталась бы жива.

Она. Осталась бы. Жива.

Я стиснула руки, и когти впились в кожу. Больно не было, а жаль, боль отрезвила бы, помогла бы сосредоточиться, и слезы, глядишь, можно было бы списать на эту самую боль. Их немного. Просто… что-то попало в глаз.

И платок, дядюшкой протянутый, конечно, уместен.

Как и его молчание.

— Я отговаривал ее, — виновато произнес он. — Был бы магом, усыпил бы…

— А… вазой?

— Не нашлось подходящей, да и… хрупкая она. Мы договорились, что она заберет тебя на море, здоровье поправить. Ей не откажут. Муж увлечен работой и Нинелией. Он Франсин в принципе перестал замечать… отец мой не лучше… фрау Агна, конечно, оставалась, но и она явно была в курсе происходящего. А судя по всеобщему возбуждению, которое ощущалось, дело близилось к развязке. Я до сих пор жалею, что отпустил ее… надо было скрутить и отдать матери. А она нашла бы способ уговорить. Только…

— Смысла нет жалеть о неслучившемся.

— Именно. Она просила неделю… и я посчитал, что если за несколько лет ничего не случилось, то и неделя вполне приемлемый срок. Мне понадобится время, чтобы подготовить надежное убежище. В Империи тоже хватает тихих мест, где молодая одинокая женщина не привлекла бы особого внимания.

— И что случилось?

— Мне сообщили о взрыве… на полигоне… на полигоне, который должен был бы быть защищен от взрывов. Очередной эксперимент. Попытка стабилизации темной энергии. Неучтенный фактор. Резонанс… вы, полагаю, читали отчеты?

Инквизиторы кивнули.

А

я вот не читала, хотя, подозреваю, потеряла немного, поскольку правды в тех отчетах не было ни на грош.

— Классический несчастный случай, но… на полигон они выезжали, я проверял записи. Вот только испытывать им было нечего. Мой брат определенно не занимался темой темной материи. Это всего-навсего занавес, который не требовал проведения экспериментов…

— Уверены?

— Сейчас еще более, чем раньше. Меня допустили к изъятым лабораторным журналам. Дали просмотреть записи, бумаги… Так вот, все, что я нашел, — обрывки чужих работ, сдобренные пустыми фразами, которые, ко всему, писал человек весьма далекий от темы. Было ощущение, что кто-то просто взял и заполнил бумаги на случай, скажем так, проверки.

Дядюшка повернулся ко мне. Теперь он говорил тихо, спокойно.

— Я предположил, что… о настоящих экспериментах стало известно кому-то, кто счел их слишком опасными, чтобы позволить продолжаться.

Кому-то… Тогда уж стоит говорить прямо: короне, которая не постеснялась бы избавиться от упрямого некроманта или двух. Ведь, выползи правда на свет божий, короне многое пришлось бы объяснять разгневанным гражданам. У нас ведь свобода слова и прочие блага цивилизации, а значит, вонь поднялась бы до самых небес и, даже при том, что историю удалось бы замять, осталось бы слишком много вопросов. Да и желающих напомнить о неприглядном прошлом.

Непонятно только, почему мама… логичнее было бы избавиться от бабули, которая явно была в курсе дела или… ошиблись? Сочли, что как раз-то старуха безопасней. Или… Был еще один вариант. Если не матушка, то кто доложил об экспериментах? Кто-то такой, кто знал…

Тетушка Нинелия? Сестрица моя? Нет, она была слишком юна, чтобы при всей сучности характера понять, что происходит. Я же не поняла. И уж тем более не донесла… Бабуля?

Я сжала руку. Встала. И тихо произнесла:

— Не буду мешать вашей дальнейшей беседе…

Горько было на языке, потому что…

Ее характер.

Любовь?

О да, она любила деда… теперь я это понимаю куда яснее, нежели прежде. И эта любовь изрядно изуродовала, что ее саму, что остальных. И не могло ли наступить момента, когда бабуля осознала: драгоценный муж зашел слишком далеко. Еще немного и…

Корона… Безумный некромант и его эксперименты… Святой Престол, спешащий исполнить долг, искоренить зло. Я ведь тоже часть этого зла, семьи, которую пришлось бы уничтожить, отдать во искупление… кровь за кровь и все такое.

К счастью, меня не стали останавливать. Я вышла в коридор, где пахло корицей и лимонами. Прошла по пыльному ковру, ведя пальцем по стене. Я делала так когда-то в глубоком детстве…

И что бы случилось? Суд?

При толике удачи дед и отец просто сгинули б в застенках инквизиции. Их бы выпотрошили, вытянув все, что знают, а потом удавили. Огонь сожрал бы тела… так спокойно думается об этом.

Окно огромное, в пол. Штор нет. И на подоконнике собралась лужица грязной воды. Сам подоконник серый, а стекло запотевает.