По ту сторону
Шрифт:
Наверное, двустволка их и подвела: о чем же еще мог подумать милиционер в Раменском, увидев двух пацанов с ружьем?
Он деловито осмотрел двустволку, похвалил:
— Хорошее ружье, «тулка». А патроны-то небось дробью заряжены?
Они не знали, чем заряжены патроны. Милиционер ковырнул ногтем картонный пыж.
— Так и есть. Эта дробь только на птицу, ей и зайца не убьешь. А вы, поди, фашиста хотите ей прикончить?
— Ага, — проговорился Феликс, хотя Володя и успел ткнуть его локтем в бок, предупреждая, чтобы тот не проговорился.
Потом
— Ну ладно, поехали.
А потом, уже дома, мать сняла с гвоздя отцовский ремень…
Вечером пришел старший брат Николай. Он не очень рассердился, а только посмотрел внимательно и сказал с жалостью:
— Глуп еще ты, Володька.
И стал рассказывать про войну, как там тяжело, каким надо быть физически сильным, а главное — образованным, потому что без образования даже на войне не обойдешься. Выходило, что для Володьки сейчас самой лучшей помощью фронту была отличная учеба.
Володя до этого слушал брата внимательно, а когда тот заговорил про учебу, представил опять свой класс, тетрадки, домашние задания — и ему стало скучно. Дальше он уже не слышал, о чем говорил брат, а опять мысленно видел идущих на фронт ополченцев и вопрошающего с плаката буденновца: «Ты записался добровольцем?»
И когда брат замолчал и выжидательно посмотрел на него, Володя упрямо сказал:
— А я все равно убегу!
На этот раз они убегали втроем: он, Юрка Гаврилов и Лешка Зайцев — все одноклассники. Добрались до Мичуринска. К тому времени у них кончились все запасы, они вторые сутки голодали. Денег не было, да если бы даже и были, что на них купишь? На рынке буханка хлеба стоит не меньше сотни рублей. Тут уж не до буханки. Хотя бы корочку.
И вдруг они увидели в дальнем углу такого же, как они, мальчишку, жующего колбасу. Мальчишку звали Генкой, он был эвакуированный, где-то потерял родителей, и вот уже неделю скитался, не решаясь обратиться за помощью в милицию, потому что милиция отправляла в детдом, а Генка туда не хотел. И вот теперь в грязных руках Генки было полколеса колбасы, он рвал ее зубами и глотал не прожевывая. Заметив, что за ним наблюдают, Генка спрятал колбасу за пазуху.
— Ге-е-н, да-а-й! — первым попросил Лешка.
Генка свернул кукиш.
— Во видел? Сам достань.
— А где ты достал? — спросил Юрка.
— Вон там, за вокзалом, склад есть, там военным пайки выдают. Вот мне один раненый и дал.
— Не врешь?
— Больно надо!
— Айда, робя! — сказал Володька и бросился к двери. За ним побежали и Лешка с Юркой.
И верно, дверь склада была открыта, возле нее стояла очередь из военных — человек пятнадцать. Кладовщик убеждал стоявшего впереди капитана:
— Сахар кончился, заменяем пшеном. Вот смотрите, точно по калькуляции, соответственно калорийности.
— Да где же я пшено варить
В это время к очереди подбежал старшина с избитым оспой лицом, в распахнутой шинели, из-под которой виднелась медаль «За отвагу».
— Братцы, — обратился к стоявшим старшина, — пропустите без очереди. Поезд всего десять минут стоит. Мне только чаю, осьмушек десяток. Пополнение везу, а заварки нет, один кипяток хлещем.
— Куда пополнение-то? — спросил кто-то из очереди.
— Известно куда — на фронт.
— На какой фронт-то?
— Пока в Москву, а там пошлют куда надо.
— Получайте. — Капитан уступил место у прилавка.
Пока кладовщик отсчитывал старшине осьмушки чая, Лешка ныл:
— Слышали? Поезд на Москву, давайте вернемся? Хочу домой!
— Замолчи! — прикрикнул на него Володька.
— Мы здесь с голоду помрем, а до фронта не доберемся, — не унимался Лешка.
Юрка молчал, но было видно, что и ему хочется домой.
— Ладно, — согласился Володька. — Уезжайте, а я уж один…
Они увязались за старшиной.
Поезд стоял на втором пути, он был пассажирским, и это облегчало задачу — можно ехать на подножке. Они пролезли под вагоном на другую сторону и выбрали подножку второго от хвоста вагона. Но до того, как поезд тронется, садиться не стали, по своему горькому опыту зная, что перед отходом появится патруль.
Так и есть: бегут сержант и два красноармейца. Они согнали с подножек нескольких женщин с узлами, сняли с буферов молодого парня с чемоданом. Женщин отпустили, парня двое красноармейцев повели в комендатуру, а сержант остался наблюдать за отправкой.
Наконец поезд тронулся, Юрка и Лешка прыгнули на подножку. Володька увидел, что у Лешки соскочила калоша, поднял ее и побежал догонять вагон. Он совал Лешке калошу, а тот никак не мог ее поймать — сам боялся сорваться. А сзади бежал сержант и кричал:
— Слазьте! Слазьте, а то стрелять буду!
Кричал он не зло, а так, для порядка, даже, пожалуй, весело, ясно было, что стрелять он не собирается, — только пугает.
А Лешка уже вцепился в поручень обеими руками. Володька подумал, что без калоши Лешка до Москвы околеет. «Ладно, сойду на следующей станции», — решил Володька и тоже прыгнул на подножку.
Но на следующей станции поезд не остановился. Видно, Москва сильно нуждалась в пополнении, поезд пропускали вне очереди, он шел без остановок, пролетая на большой скорости промежуточные станции. А три маленьких серых комочка, казалось, примерзли к подножке второго от хвоста вагона…
Третий побег из дому он совершил, когда немцев уже далеко отогнали от Москвы, в марте 1942 года.
Еще стояли морозы, но Володе казалось, что теперь они ему нипочем. Отцовские сапоги хотя и великоваты, зато можно намотать две пары портянок. На одном сапоге отстала подметка, но тоже не велика беда — прикрутил подметку куском медной проволоки…