По волчьим следам
Шрифт:
Томаш знал по себе: кольцо могло разорвать душу, вгрызться в неё и заставить владельца побежать к Добже на поклон. Эта борьба длилась всю жизнь – и никто не мог остановить её. Оставалось сопротивляться и гнать всё звериное прочь.
3.
Чонгар очнулся на полу. Потный, грязный и уставший, он со стоном перевернулся на другой бок. Доски заскрипели. Сколько же сил отнимала клятая ворожба! А самое паршивое – ускользающий волчонок. Он едва чуял перевёртыша. Запрыгнуть бы мигом в седло и помчаться следом, да только Чонгар едва мог подняться на ноги.
И чем он думал, когда посылал тень? Забыл уже о последствиях и о том, что после
Чонгар стукнул кулаком по полу и глухо зарычал. На миг ему показалось, что всё внутри стало звериным, а в рёбрах закипела чёрная жижа. Так захотелось почувствовать чужую кровь во рту, что аж свело челюсть. Он достанет волчонка и притащит шкуру перевёртыша князю! Чародей Чонгар выжил во время смуты – выживет и теперь.
Нет, надо было выбираться из этой канавы, пока она не поглотила полностью. Чонгар с трудом поднялся на ноги, зашатался, прокашлялся и схватился рукой за дверной косяк. Полдела сделано. Во дворе его ждал отдохнувший Градька. Тело сводило так, что страшно было повернуться, но Чонгар пересилил себя и шагнул за порог.
Шум ударил в уши. Мимо пронеслись хохочущая подавальщица и, кажется, обедневший купец. Внизу пели песни, пили дешёвую брагу и обсуждали последние сплетни. Грязь, жуткая-жуткая грязь! Омерзение так захватило Чонгара, что он спустился по скрипучим ступенькам, расплатился с господарем и вышел.
На небе собирались облака. Будь он молодым и влюблённым, то сравнил бы их с овечьими шкурами и кудрями статной девки. Теперь же на ум приходили навозные кучи и чужая злоба. Поговаривали, что в любую грозу гневный Перун метал молнии прямиком из глаз. А ещё это мог быть чародей, пожелавший замести следы.
Бегать по лесу в ливень, кашляя на каждом шагу? Чонгар засмеялся. В чаще никого он не найдёт – перевёртышей прятали тайные тропы. Лес мог скрывать их сколько угодно, по капле выпивать душу и будить в человеке зверя. Если волчонок просидит там день-другой, то уже не вернётся в родной терем.
Фырчанье Градьки отвлекло Чонгара. Конь не хотел покидать тёплое место, тоже чуял грозу.
– Ну потерпи уж, – хмыкнул он. – Не дело это – вечно жевать сено в стойле.
Градька неохотно позволил себя оседлать. Чонгар закрепил сбрую, затем запрыгнул в седло и с тяжелым вздохом потянул за поводья. Он не собирался метаться по лесу, который вот-вот превратится в непроходимое болото, нет. Чонгар подберётся поближе к волчонку и будет ждать его у перелеска. Придётся всё время находиться рядом и внюхиваться. К счастью, сила всегда была при нём.
Поневоле Чонгар вспомнил Агнеша. Что бы сказал брат? Мягкотелый, веривший в справедливость и мудрость великого князя. В битвах Агнеш сражался горячо, яростно, не щадя никого. Он убивал быстро, не желая, чтобы враги мучались. Из-за своей горячности Агнеш пустился в бойню, где лишился руки и хорошего клинка. Его чудом выволокли оттуда и притащили к знахарке. И она, и Чонгар промывали окровавленное тело, скрепляли дух нитками и вливали в горло снадобья.
Тогда-то пыл внутри Агнеша поугас. Он больше не лез в самую гущу, но сотник, чтоб его! Проклятый сотник! Разве можно было ставить в первые ряды калеку?! И плевать, что приказ «великого князя»! О, Чонгар покажет этому князю, каково оно – потерять родного брата!
Он натянул поводья до упора. Градька выругался в очередной раз и побежал галопом по тракту. Над головой проплывали серые тучи. Совсем как огроменная стая голубей.
Сбоку послышалось русалочье пение. Звонкие девичьи голоса звали поближе к речке, обещали прохладу, а ещё – жемчуга и золотые монеты, которые давно затянуло песком и илом. Даже Градька заслушался и повернул морду налево. Чонгар с рыком вдарил коня вбок.
– Гр-радька-а! – зарычал он.
Да, пели красиво и складно, иначе быть и не могло. Русалки и водяницы по весне просыпались голодными и выпрашивали хоть каплю крови, тёплой и сладкой. Если, конечно, не получали всего человека целиком. Чонгар усмехнулся: горланили мелодичнее некуда – значит, точно голодали. Он бы заглянул зло подразнить, но не теперь, когда чуял волчонка едва ли не за плечом. Кажется, ещё немного – и начнёт мерещиться серая шкурка в придорожных кустах.
Чонгар хищно оскалился, предвкушая скорую расправу. Вдалеке разорвалось небо. Молния вдарила у посёлка. Он сперва не обратил внимания, но вскоре потянуло дымом. Видимо, Перун разгневался не на шутку. Русалки хохотнули. Чонгар хотел развернуться и всыпать глупой нечисти пару оплеух, но понял, что слишком слаб. Придётся ехать дальше.
Деревня приближалась. Чонгар хотел её объехать, но не вышло – к тракту тут же выскочили люди.
– Помоги нам, мил человек! – заохали бабы. – Горим, ох гори-им, помира-аем!
Он цокнул языком. Ах, духи бы побрали их всех! Ни один чародей не имел права отказывать без крайней необходимости, находясь при смерти или спасая кого-то другого. Иначе боги разгневаются и лишат дара. Неужели волчонок снова ускользнёт?!
Чонгар прислушался. Перевёртыша нигде не было. Успел-таки зарыться носом в чащу. А может, эту грозу и вызвал негодяй Томаш, чтобы оторваться от погони? Ничего, Чонгар своё не упустит. А пока…
– Ведите, – обратился он к бабам. – Посмотрим, чем я могу вам помочь.
IV
. Стая
Было дружбой, стало службой,
Бог с тобою, брат мой волк!
Подыхает наша дружба:
Я тебе не дар, а долг!
Заедай верстою вёрсту,
Отсылай версту к версте!
Перегладила по шёрстке, —
Стосковался по тоске!
Марина Цветаева
1.
Перун лютовал в небе. Громыхало не только в Горобовке – по всем полям и перелеску. Пока деревенские таскали вёдра, Чонгар заговаривал пламя, умоляя его отступить. Огонь же требовал крови, и не несколько капель. Слишком высокой была плата.