По воле Посейдона
Шрифт:
Менедем хотел сказать: «Как это было в тот раз, когда пава прыгнула в море», но спохватился.
Если уж он не попрекнул Соклея этим тогда, то поступать так сейчас было бы нечестно.
Судя по хмурому взгляду, который бросил на него двоюродный брат, Соклей отлично догадался, о чем умолчал Менедем.
Справа по борту подрумянивался под летним солнцем до коричневого цвета берег Италии. Менедем нацепил шляпу с широкими полями, чтобы тоже не поджариться. И все равно пот катился по лицу, телу и рукам капитана, оставляя
Менедем направлял «Афродиту» в море, пока берег не превратился в коричневую размытую линию внизу горизонта. Теперь с берега будет труднее увидеть судно. Некоторые рыбачьи лодки, покачивавшиеся на зыби между акатосом и берегом, не замечали «Афродиты»: ее парус был подобран к рее, пока галера двигалась на веслах на север.
«Будь я и вправду капитаном пиратского судна, мне бы не составило никакого труда вас сцапать…» — подумал Менедем о рыбацких лодчонках.
Некоторые из рыбаков все же заметили «Афродиту» и, почуяв опасность, как можно скорей убрались подальше.
Они продвигались на северо-восток к гавани Гиппония — не самое подходящее место, чтобы бросить якорь, но лучшего тут все равно не найти, — когда Аристид закричал:
— Вижу судно! Судно слева по борту!
Заслонив глаза ладонью от вечернего солнца, Менедем вгляделся в море. Все больше и больше моряков показывали туда же, и вскоре он сам заметил парус. Парус порядочного размера — значит, судно вполне могло оказаться пиратским. К тому же парус был выкрашен в необычный оттенок — что-то между небесно-голубым и цветом морской волны: это говорило о том, что капитан или владелец судна не хотел, чтобы корабль заметили.
— Я покажу ему, сукиному сыну, — пробормотал Менедем.
И возвысил голос до крика:
— Все берите оружие, а потом — на весла!
Как только гребцы схватили мечи, ножи и дубинки, чтобы в случае чего те оказались под рукой, Менедем повернул «Афродиту» к странному кораблю, велев Диоклею:
— Прибавь темп.
— Слушаюсь, шкипер, — ответил келевст. — Ты собираешься отогнать его, как то пиратское судно в Эгейском море?
— Именно это я и собираюсь сделать, — сказал Менедем. — А если они захотят боя, что ж, клянусь богами, будет им бой.
Вскоре он уже мог видеть корпус пиратского судна так же хорошо, как и его парус. То, что первым в поле зрения сначала всегда появляется парус, наводило людей на мысль, что земля круглая. Менедем в этом сомневался. Будь земля и впрямь круглой, разве с нее не стекла бы вся вода? Он никогда не находил удовлетворительного ответа на этот вопрос. Но сейчас капитану «Афродиты» было не до того — куда важней было оценить силы врага.
— Это пентеконтор! — крикнул Соклей с середины судна.
Менедем кивнул.
— Вижу, — ответил он.
Значит, на пиратском судне было пятьдесят гребцов — против его сорока; да вдобавок его корпус был по-акульи
Большинство морских разбойников хотели всего лишь безнаказанно грабить тех, кто не сопротивляется. Что может быть лучше выгоды без риска? Но если бы вдруг оказалось, что эти пираты — исключение, Менедем вполне мог бы оказаться голым, в цепях на рабовладельческом рынке в Карфагене… Или и вовсе закончить жизнь на дне морском, где маленькие крабы вгрызались бы в его глазницы, чтобы попировать тем, что найдется внутри черепа.
Люди на борту пиратского судна завопили и стали потрясать кулаками в сторону приближающейся «Афродиты». Некоторые кричали по-эллински, остальные — на разных местных языках. Команда «Афродиты» выкрикивала в ответ проклятия и непристойную брань. Один абсолютно голый пират встал со своей скамьи и демонстративно помахал гениталиями в сторону команды акатоса, как те люди на агоре, что желают потешиться над рабынями и женами бедных крестьян, пришедшими на рыночную площадь, чтобы сделать покупки и посплетничать.
— Даже у мыши я видел куда больший член! — завопил Диоклей, не пропустив ни единого удара колотушкой в бронзу.
Пират-эксгибиционист мгновенно сел; он, должно быть, достаточно хорошо понимал эллинский, чтобы оскорбление попало в цель.
А потом команда «Афродиты» взорвалась радостными криками: когда до вражеского судна оставался всего один полет стрелы, оно круто развернулось влево, будто собиралось уйти от торговой галеры.
«Пират» быстро двинулся на север, подобрав парус так, что тот прильнул к рее.
— Сбавь темп, — велел Менедем Диоклею. — Все равно нет никаких шансов его догнать. В Эгейском море мы уже убедились в этом.
— Сейчас сбавлю, — ответил начальник гребцов. — Судя по тому, как пираты удирают, можно подумать, что за ними гонится пятиярусник.
— Судя по тому, как они удирают, пятияруснику было бы не под силу их догнать, — сказал Менедем. — Гемиолия или, скажем, триера еще могла бы это сделать. Но пятиярусник слишком неповоротливый, тяжелый и неторопливый — в точности, как и мы.
Он потряс кулаком в сторону удаляющегося пентеконтора.
— Мне бы хотелось увидеть всех пиратов с этого судна распятыми на крестах, — сказал Диоклей. — Если уж на то пошло, мне бы хотелось увидеть всех пиратов мира распятыми на крестах.
— Я бы тоже не прочь на это посмотреть, — ответил Менедем, — но не думаю, что такое когда-нибудь случится. Деревьев на земле не хватит, чтобы сколотить кресты для всех пиратов.
Начальник гребцов фыркнул и сплюнул в море.