По воле судьбы
Шрифт:
Брут налил себе вина, поискал глазами воду, потом пожал плечами и приложился к напитку. Лицо его исказилось гримасой.
— Ты мог бы потратиться на что-нибудь получше.
— Я пью вино не для того, чтобы его смаковать. Я пью, чтобы надраться.
— Оно очень кислое. И твой желудок, наверное, в дырках, как сыр.
— Мой желудок крепче твоего, дорогой. У меня не было прыщей в тридцать три. И в восемнадцать, кстати.
— Неудивительно, что ты проиграл на консульских выборах, — морщась,
— Людям не нравится голая правда.
— Я понимаю.
— Кстати, что привело тебя сюда?
— Сегодняшний скандал на Марсовом поле.
Катон фыркнул.
— Ха! Курион проиграет!
— Не думаю.
— Почему?
— Потому что он обосновал свое вето.
— Тут одно обоснование: Куриона купили.
«О, — подумал Брут, — я понимаю, почему без Бибула нам не везет. Я пытаюсь действовать, как Бибул, и терплю неудачу. Как и в большинстве случаев, кроме делания денег, но откуда у меня этот талант, я не понимаю».
Он повторил попытку.
— Дядя, объяснять все тем, что Куриона купили, неумно и к делу совсем не относится. Важна причина, по которой наложено вето. Великолепная комбинация! Цезарь просил нас отнестись к нему так же, как к Помпею. Мы отказали и тем самым вооружили Куриона.
— Как мы могли согласиться на просьбу Цезаря? Я презираю Помпея, но Цезарь гораздо мельче его. Помпей был силой во времена Суллы, он снискал много почестей, ведя очень выгодные для Рима войны. Он удвоил наши доходы.
— Это было давно. Десять лет назад. А с тех пор Цезарь затмил его в глазах плебса и прочих римлян. Сенат может заигрывать с иностранцами, раздавать посты, но все это чушь. Слово народа — вот что имеет значение. А народ любит Цезаря, нет, практически обожает.
— Тупость и глупость! — огрызнулся Катон.
— Я с этим согласен. Но факт есть факт. Предложив Сенату отнестись к Помпею, как к Цезарю, Курион победил. Мы, противники Цезаря, оказались не правы. Он упрекнул нас в мелочности, в сведении счетов. Он сделал так, что наши мотивы стали казаться простой ревностью.
— Это не так, Брут.
— Тогда что заставляет boni так поступать?
— Я уже четырнадцать лет в сенаторах, Брут. Я видел Цезаря в неприкрашенном виде, — спокойно ответил Катон. — Он — Сулла! Он хочет стать царем Рима. А я поклялся отдать все свои силы, чтобы помешать этому. Оставить при Цезаре армию равносильно самоубийству. Мы подарили ему три легиона с подачи Ватиния. И что сделал Цезарь? Он набрал еще несколько легионов. И содержал их, пока не сдался Сенат.
— Я слышал, — сказал Брут, — что он, будучи консулом, получил огромную взятку от Птолемея Авлета и провел декрет, подтверждающий право Авлета на египетский трон.
— Это так, — с горечью сказал Катон. — Я говорил с Птолемеем
— Нет, дядя, в то время я был на Кипре, — возразил Брут. — Составлял черновую опись сокровищ Птолемея Кипрского. Ты же сам не дал мне долечиться, ты помнишь?
— Ну, как бы там ни было, — сказал Катон, игнорируя справедливое замечание, — Птолемей Авлет примчался ко мне в Линд. Я посоветовал ему вернуться с миром в Александрию, предупредил его, что в Риме он разорится на взятки. Но конечно, он не послушался. И поехал в Рим, где растратил все свои деньги. Заплатил Цезарю шесть тысяч талантов за два декрета. Цезарь взял себе четыре тысячи, а по тысяче получили Марк Красс и Помпей. Много золота ушло к Бальбу, на остальное Цезарь вооружил незаконно набранные легионы.
— Куда ты гнешь? — грустно вопросил Брут.
— Просто объясняю тебе, что к чему. Я поклялся тогда не допустить, чтобы Цезарь командовал мало-мальски значительным войском. Но с четырьмя тысячами талантов он проигнорировал депеши Сената. И в результате имеет одиннадцать легионов, контролируя все наши сухопутные рубежи: Иллирию, Италийскую Галлию, Провинцию и Длинноволосую Галлию. Он подомнет под себя Республику, если не остановить его, Брут!
— Очень хочется согласиться, но я так не думаю. Стоит Цезарю кашлянуть — и вы уже бьете тревогу. Кроме того, Курион нашел превосходный рычаг. Он отзовет вето на условиях, которые для всех римлян и даже для половины Сената звучат очень разумно: лишить Помпея всего вместе с Цезарем.
— Но мы не можем этого сделать! — взревел Катон. — Помпей — пиценский мужлан. Он хочет все подмять под себя, с чем я, конечно, не могу смириться, но его низкое происхождение никогда не позволит ему сделаться единоличным властителем Рима. И потому его легионы — наша единственная защита против армии, преданной Цезарю. Мы не можем согласиться с условиями Куриона и не можем позволить Сенату согласиться с ними.
— Это понятно. Однако в наших действиях все усмотрят мелочное упрямство и низость.
Лицо Катона исказилось в ухмылке.
— Но мы победим!
— А что, если Цезарь во всеуслышание подтвердит, что готов отказаться от полномочий, если на это же пойдет и Помпей?
— Думаю, именно так он и поступит. Но это ничего не значит. Потому что Помпей никогда не сдаст своих позиций.
Катон снова наполнил свою чашу и залпом ее осушил. Брут сидел хмурый, не прикасаясь к вину.
— Только посмей сказать, что я много пью! — рявкнул Катон.
— Я и не думаю, — возразил с достоинством Брут.