По Японии
Шрифт:
Самый большой в мире
Древние греки говорили, что город — это не стены, а люди, живущие в нем. Утверждение это не вызывает сомнений. Но и стены — тоже город. Особенно если учесть, что стены, пережившие не одно поколение людей, могут быть красноречивыми рассказчиками, иногда единственными свидетелями исчезнувшей жизни. Стены Карфагена, Помпеи, разрушенных ассирийских городов, среднеазиатских дворцов и караван-сараев, стены мавзолеев киданьских императоров, затонувшие стены греческих колоний…
Люди научились читать их трудный порою почти недоступный язык. Стены заговорили… Однако издавна принято считать, что только древние, уводящие нас к далеким эпохам стены — поле деятельности археолога — могут
Стены современного Токио, особенно его парадного центра — дерево и сталь, алюминий и полимеры, гранит и стеклопластик — все это не только наглядная картина исторической эволюции. Язык этих стен красноречив, они не могут оставить вас равнодушными, в какой бы части города вы ни оказались, они не столько рассказывают о прошлом, сколько заставляют думать о завтрашнем.
Говорят, Япония так сейчас космополитична, что лишь географическое положение ее напоминает о том, что она — страна Востока. Что же, Япония по укладу жизни перестала быть восточной страной?
Уровень производства, быстрые темпы развития экономики, современный стиль жизни — достаточные основания, чтобы сравнивать эту страну с государствами Запада, но совершенно недостаточные, чтобы говорить об исчезновении, ликвидации ее национальной самобытности. Ярчайшим показателем, лакмусовой бумажкой всех процессов, происходящих сейчас в Японии, является столица, ее быт, политика и экономика, искусство и архитектура.
В Японии и теперь Можно услышать: «Саппоро — не Хоккайдо, Токио — не Япония».
Не знаю, насколько справедлива эта поговорка для Саппоро — центрального города острова Хоккайдо, но что Токио не Япония, неверно. Абсолютно неверно. Нет города более типичного для современной Японии, чем Токио.
Правда, пожилые японцы говорят: «Поезжайте в провинцию, вот там настоящая Япония». Но ведь они имеют в виду маленькие деревушки, где сохранились отголоски феодального быта с его традиционным укладом, а это наиболее отсталая, закостенелая в своих традициях часть страны, и вряд ли она имеет право именоваться «настоящей Японией». Да и туда врывается современный ритм жизни, идет ломка старых норм, оставляя все меньше и меньше мест, которые можно было бы считать примером той «истинной» Японии. Чем больше я ездила по Японии, тем больше приходила к выводу, что лицо столицы повторяется, дробясь то малыми, то крупными кусками, а иногда, словно крошечная миниатюра, оно проходило передо мной в облике других японских городов.
Токио удивительно типичен для Японии.
Конечно, некоторые города чем-то отличаются от него. Это прежде всего древние столицы императоров — Нара, Киото. Но даже эти города древних храмов, императорских и сёгунских дворцов сочетают музейные тихие улицы и переулки, в которых неторопливо плутает тон колокольчиков, раскачивающихся на загнутых крышах старинных пагод, с вполне современным центром, повторяющим подчеркнутую урбанистичность Токио, Осака и других крупных городов Японии. Весьма своеобразны центры промышленного района на Кюсю — Фукуока, Омута, начисто слившиеся с сугубо промышленным пейзажем — дымящими трубами и вышками шахт. Но совершенно особо, мне кажется, стоят Нагасаки и Хиросима, По облику они, быть может, похожи на другие японские города, но воспринимаешь их как-то иначе, эти страшные места атомной трагедии человечества.
В целом в пестрой картине японских городов чаще повторяются черты, роднящие их с Токио, чем отличающие от него. То же отсутствие плановости при застройке, каменный центр и деревянные окраины, сверкание огней рекламы в центре и темнота в двух шагах от него, огромные универмаги, игорные дома «Пачинко» вперемежку с ночными клубами, прилавки, забитые бульварной литературой, те же трущобы и та же преступность.
Словом, то, что вы встретите в Токио, можно найти в любом японском городе. Может быть, только в уменьшенном варианте пли с другим названием. Если районы трущоб в Токио называются Санъя, Фукагава,
Токийцы, по словлм японских газет, несколько раз упускали возможность перестроить свой город. Дважды после пожаров еще в токугавский период (когда он назывался Эдо) и дважды в XX веке — после страшного землетрясения 1923 года и варварских бомбардировок американской авиации в 1945 году. За последние годы, особенно в летние месяцы 1964 года, Токио разрушили… сами японцы. XVIII Олимпийские игры предоставили японским архитекторам редкий шанс исправить планировку города, попытаться избавить задыхающуюся столицу от постоянной болезни «закупорки сосудов». Огромная армия строительных рабочих стремилась радикально улучшить облик центральной части города. Пожалуй, это была наиболее серьезная перестройка, какую город знал с самого своего основания.
Токио относится к сравнительно молодым городам мира. Возник он в начале XVII века, когда правитель страны сёгун Иэясу Токугава решил построить свою столицу в северо-восточной части долины Канто, на месте скромной рыбацкой деревушки Эдо. Объединив вокруг себя крупных феодалов и став с 1600 года фактическим диктатором феодальной Японии, Токугава хотел в противовес императорской столице Киото иметь свою постоянную резиденцию.
Со всех провинций по распоряжению сёгуна были согнаны крестьяне. На утлых суденышках они возили с полуострова Идзу огромные гранитные и известняковые глыбы, которыми мостили болотистый центр будущего города — нынешний Нихон-баси. Во время частых штормов неустойчивые суда переворачивались, увлекая в пучину людей; разбиваясь в щепки об острые скалы, гибли целые караваны лодок, возившие песчаник и щебень в бухту Эдо.
От нечеловеческого напряжения, от тяжелейших условий и эпидемий гибли тысячи строителей, но жестокий сёгун был неумолим — на место погибших приходили новые; со всех концов страны приглашались лучшие плотники, резчики по камню и дереву, живописцы. Так на берегу залива поднимал свои изогнутые черепичные крыши город, выраставший на человеческих костях. Для дальнейшего роста и расширения города имела значение введенная Токугава своеобразная система заложничества — санкин котай. Подавив сопротивление мятежных феодалов, одарив титулами и землями своих союзников, сёгун считал, что главная его задача на ближайшие годы — удерживать и тех и других в постоянном повинове иии. Именно это имел он в виду, создавая санкин котаи. Согласно этой системе, каждый феодал должен был приезжать в Эдо с семьей и свитой и целый год жить здесь, являясь ко двору сёгуна во всем предусмотренном придворным церемониалом блеске. После года пребывания при дворе глава семьи возвращался в свое владение, а семья оставалась в столице в качестве заложников. Поэтому феодалы должны были иметь в Эдо свою постоянную резиденцию. Смысл изобретения сёгуна был прост — постоянные переезды, жизнь на два дома истощали ресурсы князей. Большие материальные затраты и пребывание заложников в столице удерживали их от заговоров против Токугава.
А сёгунская столица от этого только обогащалась. Город, насчитывавший 500 тысяч жителей, рос и расцветал не только за счет государственного строительства, по и за счет князей, которые соперничали друг с другом в пышности и красочности внешнего и внутреннего оформления своих дворцов. Дерево, теплые мягкие тона и естественный цвет которого так высоко ценятся японцами, сочетается в этих феодальных резиденциях с голубой и зеленоватой черепицей крыш, резными галереями и крытыми переходами, с газонами из разноцветных камней.