По Японии
Шрифт:
Родэн в Уэно
В облике сегодняшнего Токио наряду с магистралями, автострадами, спортивными сооружениями, парками, домами и храмами немаловажное место занимает реклама. Цветовая, полыхающая радугой, лезущая в небо и ползущая вниз, чуть ли не под колеса автомобилей, реклама — непременная жительница торгового и делового центра.
Токийцы говорят, что Бродвею и Пикадилли далеко до Гиндзы. Вероятно, это так — подобное признание я слышала от двух журналистов — американца и англичанки. И это половодье огней, этот буйный разгул неона над улицами — явление, присущее не только Токио,
Но у этих огней, где бы они ни сверкали, один общий покровитель — бог, который неустанно правит свою неистовую оргию, заставляя все новые города и городишки прорастать стеблями, упирающимися в небо, на которых по вечерам зажигаются неоновые соцветия рекламы. Имя этого бога — Дайкоку — дерзкий, всесильный, неуемно жадный, жестокий бог наживы и торговли, он улыбается преуспевающему и отворачивается от потерпевшего.
Это в его честь каждый вечер зажигаются огни, язычниками пляшут иероглифы, сыплются холодные искры, мечутся и кричат и кричат всю ночь строчки…
— Покупайте… Покупайте… Пейте… Приобретайте… Спешите…
— Продукция фирмы «Сони»…
— Автомобили марки «Синяя птица»…
— Крем «Пикасо»…
— Кимоно фирмы Мицукоси…
— Витамины… Шерсть… Теторон…
А бог Дайкоку все более и более требователен, он заставляет работать на себя лучших художников.
Посмотрите на оформление магазинов, всевозможных выставок, экспозиций новинок техники, образцов промышленных товаров — нельзя не заметить большого художественного чутья, вкуса, такта и глубокой национальной самобытности, которая и в современной рекламе присутствует мягко, ненавязчиво, порою не сразу открываясь глазу.
Даже вечерняя электрореклама, несмотря на то что в основе своей она сходна с рекламой западноевропейского и американского города, определенно отличается от нее. Пожалуй, она более утонченна, менее навязчива и криклива, еще более изобретательна и, как правило, говорит о незаурядном вкусе художника.
Природный самобытный вкус японца проявляется и в новой области — промышленной эстетике. Качества японской техники известны всему миру, и не менее известно, насколько мастерски японцы оформляют свою продукцию.
Разве можно не восхититься транзистором нежно-коралловым с белой полосой, в серебристо-черном, вплотную пригнанном чехле? Кто сомневается, что гораздо приятнее взять в руки именно такую изящную вещь, чем с теми же качествами, но грубо оформленную? Любуясь белоснежным корпусом приемника «Хитати», четким силуэтом кинокамер «Сэконик» и «Канон», мы почти никогда не задумываемся о труде художника. А сколько эскизов пошло в корзину, прежде чем окончательно легли на кальку строгие линии электронного микроскопа, мотороллера или новейшей модели автомобиля! В том, что без устали шагает по странам мира маленькая коралловая коробочка транзистора, есть и большая заслуга японского художника.
В оформлении цехов крупнейших предприятий, даже в том, каким шрифтом, каким цветом написаны там иероглифы (объявления, предостережения и прочее), чувствуется все та же ненавязчивая, но необходимая рука.
Вероятно, немалое значение в осуществлении замысла художника имеет специфика японской письменности — иероглифика. Иероглиф сам по себе чрезвычайно декоративен. Он дает такой необъятный простор фантазии художника, что любая реклама, начиная с изощренной, изысканной, большого цветового диапазона на Гиндзе и кончая простыми вывесками на окраинах, — любая из них
Иероглиф, графически изображающий какое-то понятие, ведет происхождение от первых пиктограмм, то есть примитивных рисунков. С дальнейшим развитием письменности происходило все большее абстрагирование от первоначальной натуралистичности рисунка. Написание иероглифа стало культивироваться — веками добивались изящества в скорописи, доводя до совершенства, до высшей степени отточенности каждый штрих кисти по шелку или бумаге. С течением времени иероглиф становился все проще, лаконичнее. Но и до сих пор, глядя на него, не только воспринимаешь смысловое его значение, но и получаешь эстетическое наслаждение от строгой гармонии соотношений, четкости и легкости переплетающихся линий. Недаром в японском доме может висеть как картина, как украшение красиво написанный иероглиф.
А посмотрите, как живет иероглиф на японском бумажном фонаре. Именно живет, говорит, дышит. Как он ярок и вызывающе весел, когда фонарь зажжен, как он смеется и кривляется, едва фонарь начинает раскачиваться, собирая в гармошку свои гофрированные стенки, и как он бледнеет и гаснет вместе с пламенем.
А хороводы иероглифов на вечерней Гиндзе! Неоновые, аргоновые, синие, желтые, красные, фиолетовые, голубые, розовые… Стоят, бегут, прыгают, танцуют… На них хочется смотреть, закинув голову стоять часами, удивляясь выдумке, все новым и новым удачам художника, повернувшего их к вам так, что они превратились в говорящие существа, лукавые и строгие, забавные и сердитые, надменные и радушные, злые, ласковые и спокойные.
Но как ни красив вечерний город с его живописной пестротой, еще более впечатляют праздничное освещение и украшение улиц. Национальный колорит становится тогда основным, ведущим мотивом в весьма современном облике города.
Ветки сливы, бамбука и сосны — символы долголетия и стойкости — можно видеть повсюду: будь то дубовые двери с медными дощечками многоэтажных зданий или сёдзи национального японского дома. Над улицами плывут, неторопливо покачивая светящимися боками, оранжевые и красные бумажные фонари. Звуки гонгов, вылетающие из храмов, смешиваются с гудками автомобилей. И тогда становятся явными те нити, которые связывают сегодняшний вид крупных японских городов с древним искусством оформления японского праздника.
Конечно, в создании современного облика города участвуют и рекламные щиты, вывески, плакаты с силуэтами крылатых коней и четкими подписями на английском языке: «Мобильгаз стандард вакуум», «Калтекс», говорящими, разумеется, более о серьезных намерениях иностранных фирм, чем о желании украсить своими эмблемами улицы японской столицы. Однако в целом искусство оформления города, несмотря на современные, порой общие для всех высокоразвитых стран, средства технического исполнения, во многом остается очень самостоятельным. Такая самобытность проявляется и в оформлении японского дома с лаконичным искусством национального интерьера, которое в течение многих веков оставалось не подверженным иноземному влиянию. И теперь, несмотря на головокружительные шаги современной строительной техники, облик японского дома во многом представляется таким, каким он был сотни лет назад. Будь то современный отель — здание с бетонными стенами — или деревенский дом, все равно — очередь ботинок, туфель, дзори, тэта, босоножек у порога, необычайная чистота и хрустящая свежесть татами.