По зову полной Луны
Шрифт:
— А никак. Шрам хоть едва сидит в седле, но мечется точно угорелый. Ему отряд выводить надо, а до прочего дела нет. Да и… старик совсем того.
— Что «того»? Ты можешь по-человечески объясняться?
— Спятил он. По полной! — Лопух скорчил рожу, призванную выразить его крайнюю неприязнь. — В храме они с Сольеном едва не поубивали друг друга, а теперь он за ним равно, как за дитём ухаживает. Даже кормит с ложечки. Мэтр не то, что поесть сам не может, — нужду под себя справляет. Ничего не соображает. Я и говорю, на кой он Сольену сдался?
Юлиан лишь таращил глаза со
А мимо проплывали древесные стволы: золотистые сосновые и насупленные, с мохнатыми лапами до самой земли еловые. Бессчётный одноногий легион. Было так спокойно. Почти хорошо.
— Ладно, тебе отдыхать надо. — Лопух легонько потрепал его по спутанным волосам. — Ребята, вы уж с ним поаккуратнее. Я бы сам с радостью понёс, да рука не поднимается. Но за мной не застоится. Вернёмся в Жестянку, такую пирушку закачу, будь здоров!
Рыцари что-то пробурчали в ответ. Вроде как, выразили своё полное согласие.
Носилки покачивались в такт шагам. Тихие голоса отряда сливались с шелестом леса в убаюкивающий мотив. Голубые клочки неба плескались в переплетении ветвей. Юлиан смотрел на них и всё думал о том новом повороте, что совершила чреда и без того невероятных событий, участниками которых им довелось стать. И, главное: долго ли ещё продлится этот их поход?
Утомлённый он снова уснул.
12
Истерзанный отряд пробирался через чащу. Стрый Лес ворчал, стонал и скрипел, желая, чтобы чужаки, принёсшие столько шума, скорее покинули его пределы. А ведь Он предупреждал.
Людям и лошадям требовался отдых. Командор не позволял о том даже помыслить. Они шли при свете дня и в ночной темени, когда через небесное сито брался сеять мелкий дождь. Спешили, как могли. Но, вопреки заверениям Лопуха, их всё же нагнали. У самой опушки, где темнолесье встречалось с холмистой равниной, где между ними велась вековая борьба за каждый клочок смежной земли — здесь предстояло развернуться последнему бою.
…Пробуждалось раннее утро. Сумрак поблек, но солнце ещё не взошло над островерхой кромкой лесного царства. Сонно. Свежо. И мирно, как бывает только на рассвете. В молочной вышине, сырой, клубящейся, маревая мгла. И на земле тоже мгла. Мгла вверху и мгла внизу, мгла всюду, весь мир — деревья, люди, лошади — лишь неясные тени, проступающие из мглы. Мгла заглушает голоса и ржание лошадей. Но даже сквозь неё прорезается хриплое горланье неразличимо кружащего где-то в небе воронья.
Шрам вывел отряд точно к тому же месту, где не так давно они, ещё полные сил и жаждущие схватки, вступили в земли врага. Утренний ветерок мало-помалу развеивал молочное марево и впереди уже виднелся трепещущий на высоком флагштоке имперский стяг, а под ним тесно сбитые бока палаток. Лагерь, состоящий пока лишь из парусиновых пологов без бревенчатых построек, занял вершину господствующего над здешним полем холма. Склоны холма успели обрасти палисадами. Их товарищи под руководством сира Лимоса Тура потрудились над возведением наблюдательного форпоста. Уже пронёсся над истрёпанным строем дружный вздох облегчения, стоило им только оставить позади осточертевшие дебри и выйти
Тогда-то и объявилась погоня.
Дёрганной неуклюжей походкой из-за крайних деревьев чащи, ещё хранящей сумрак ночи, выходили великаны. Обрывки кошмаров этой растянувшейся на долгие дни ночи, провравшиеся за ними во внешний дневной мир. Их было десяток или чуть больше. Не так много, если вспомнить, сколько громил собралось у руин. Но и это слишком много. Пару древней покрывала копоть, обугленные сучья торчали на них чёрными шипами. Одного, с носом-корягой, выпирающим из обожжённой рожи, рыцари сразу признали за своего старого знакомца. Вот значит, где довелось снова свидеться.
Носорог тащил в лапах дубину.
Древни выступали на открытое место. И замирали. Медленно поворачивались они по сторонам, будто озираясь в растерянности, будто не понимая, где вдруг очутились. Юлиану с Лопухом прежде уже доводилось видеть схожие картины. Случалось это, когда к Великой Стене подступал какой-нибудь заплутавший громила. Обычно, осмотрев или даже потрогав вставшую на его пути преграду, тот удалялся обратно в пустоши, а вослед ему с высоких зубчатых стен летел залихватский свист.
Разглядев выросший невдалеке лагерь и ползущее к нему воинство, великаны затрубили и, широко шагая, устремились за ним. Всякая растерянность была ими отброшена. Ветви у громил облепили восседающие на них карлы. Часть недомерков держала луки и уже пыталась стрелять, прочие махали пиками.
Бегством не спастись, — Мартин понял это сразу.
Кожа на обожжённом черепе побагровела от нахлынувшей крови, повязки ослабли. Он сорвал их. Его прославленное везение приказало долго жить. Оно и не могло длиться вечно, но чтобы так. Теперь с полным основанием можно нацеплять на голову тесную железку. Имейся шлем у него в подземелье, авось уберёг бы… И ведь, не успели совсем чуть-чуть! Впрочем, достигни отряд лагеря, чтобы это изменило?
Однако о превратностях судьбы поплачемся в другой раз.
Древни приближались. Следовало разворачиваться и встречать их, а не подставлять под удар спины. Снова сражаться. Собрать остатки сил в кулак… Только, где взять эти остатки? Все они вымотаны, многие к тому же ранены. Сольен — он один. Гера надорвалась и не сотворит даже простейшего заклятья. Выдержать сколь-нибудь серьёзную битву будет не по ним.
Так что? Пасть, когда сделано главное за чем шли, за что умирали? Ну, уж нет! Выход есть всегда. Его лишь надо найти.
Или устроить самому.
— Лопух! Ко мне! — рявкнул Шрам, стоя уже на земле.
Лопух на хромающей кобыле, раздобытой им взамен Живчика, вынырнул из гущи движущейся людской массы. Остальные, то и дело оборачиваясь, бежали к лагерю, видя в нём спасение, которого там не было. Пешие отставали от конных. Отряд растягивался.
— Садись на моего коня, — велел Мартин. — Он будет поживее. Скачи в лагерь. Пусть все там, кто способен держать оружие, немедленно атакуют. Мы принимаем бой! Понял?