По зову полной Луны
Шрифт:
Невысокий великан с густой, как пук осоки, порослью молодых побегов на спине и плечах, усыпанных набухшими серёжками и уже распустившимися нежными листиками, вытягивает перед собой лапы. Десятки растопыренных пальцев-отростков окутывает свечение. Меж ними проскакивают трескучие всполохи изумруда.
НЕТ!
Громила отшатывается, когда в него ударяет что-то небольшое, но тут же ставшее пламенным сгустком. Откуда взялась эта склянка с её пылким содержимым? В каких закромах сбереглась именно для этого случая? Руководимые Хью стрелки метят Ведуну в глаза и дупло рта. Алхимических припасов у них более нет, но и великан не пытается более колдовать.
Жар в груди распаляется. Не даёт стоять без дела. Командор перекидывает древко топора с руки на руку. А затем вонзает его в великанскую стопу. Громила самозабвенно верещит.
— Бей их! Жги их! Пусть не уйдёт ни один!
Люди сражались, и никто из них не думал об отступлении.
Помощь на подходе. Всадники вмиг покрывают расстояние от лагеря. Все последние дни они провели не в затяжном переходе, а в изводящем ожидании. Но вот и им выпала возможность проявить себя.
Конная атака вспарывает смешанные ряды.
Ещё крючья. Верёвки закреплены к сёдлам, и лошади тянут. Заарканенный Носорог роняет свою дубину и заваливается сам с подрубленным скрежетом. Его забрасывают горшками с горящим маслом — у вновь прибывших припасов хватает! Жаркий поцелуй дружеской встречи. Древень силится подняться, но способен лишь заламывать быстро обугливающиеся в гудящем пламени лапы. Второй раз подобного омовения ему не пережить.
Громилы и жмущиеся к ним карлы в окружение. Их били и сзади и спереди. А вот у них уже не вышло с налёту опрокинуть противника, после чего растоптать его не составило бы труда. Они не успевают уследить за перемещениями врагов. Но злоба гонит их на ощетинившийся железом, плюющийся огнём строй.
И люди, человеки, жалкие букашки — они готовы были умереть, умереть в бою! Иного выбора им не оставили.
У великанов выбор был.
Пришедшее подкрепление несёт надежду. Без устали взлетают топоры. Поток стрел и горшков иссякает, но вместо них сверкает молния. Уши закладывает от хлопка. Лента небесного огня ударяет опалённому Ведуну в голову, и на этот раз тот падает. Сидящие на нём карлы осыпаются наземь дымящимися комьями, как спелые яблоки. Другой великан, одетый в «шубу» из еловых игл, запнулся о поверженного собрата, едва не улегшись рядом. Кое-как устояв, он отступает подальше в сторону. А на павшего Ведуна накидываются, точно свора собак на медведя. Монстр воет, зелёная кровь-смола брызжет из глубоких зарубов на коже-коре. Тонкая поросль его побегов ломается с сочным хрустом.
Не сразу, но здоровяку удаётся подняться. Люди отпрянули, держа оружие наготове. Вот только желание продолжать схватку у самого древня разом отшибло.
Громиле хватило ума рассудить, что собственная целостность будет важнее всяческих мстительных порывов. Древень задумался о спасении. Вскинув изрубленную морду, он раскатисто протрубил. И, не разбирая дороги, расшвыривая своих и чужих, ринулся прочь. В лес, в непроходимую чащу, где его ждал мягкий сумрак и столь им любимая тишь. Великан возвращался в своё древесное царство, и ничто иное его не интересовало.
Поначалу никто не понял, что заставило древня пуститься в бегство. Но когда второй, третий, а там и все прочие громилы, топча снующих возле них карлов, устремились к лесу, тогда стало ясно — это победа.
Люди смотрели вослед удаляющимся великанам.
Не произнося ни звука, только смотрели.
Разум понимал, что всё кончилось, а вот руки будто нет, руки по-прежнему стискивали рукояти топоров и древки луков,
Великаны растворились среди древесных стволов, став их отличимой частью. Им в том не препятствовали. А вот карлам такой возможности не дали. С улыбками на губах рыцари добивали уродцев, давили копытами лошадей, кромсали мечами и топорами. При свете дня, без своих союзников те были обречены. Только-только покрывшееся свежей травкой поле оказалось изрядно вытоптано. Но оно скоро восстановит свой прежний вид, а его ковёр будет ещё сочнее. Земля здесь хорошо удобрилась.
Спасительной черты достигли немногие из карлов. Тех, кто всё же сбежал, отпустили. Людям претила сама мысль о том, чтобы вновь ступить под своды старого леса. Хотя это не значило, что они не вернутся сюда в дальнейшем.
Сколько времени заняла схватка? Не так уж много, и вот безымянное поле снова опустело. Лишь дымило трое догорающих громил, да переевшие вороны, отяжелевшие, нелетающие, лениво перепрыгивали с груды на груду, оставшись его полновластными хозяевами. Зычно каркая, они радовались жизни.
…Солнце клонится к закату. В подёрнутом рябью облачков тускнеющем поднебесье резвятся птичьи стаи. На земле вытягиваются тени. Вечерняя безмятежность — её час.
В лагере на холме безмятежностью и не пахло, там царил лихорадочный бедлам.
Раненые были перевязаны. Мёртвые сосчитаны. Растерянное оружие найдено и отмыто в вытекающем из Чащоб быстром ручье. Импровизированный военный совет, в котором принял участие каждый из уцелевших солдат, состоялся ещё до того. Звучали предложения немедленно выдвигаться в обратный путь к Жести, но командор велел отдыхать до утра. И, правда, пока закончили все приготовления, день незаметно сошёл на нет.
Шрам с сиром Хью ещё обсуждали размах будущих действий по обороне здешних земель, когда Сольен уже в сумерках покинул командирский шатёр. Лагерь жил своей незамысловатой походной жизнью, состоящей из котелков с зазывно пахнущей кашей и компанейских кружков у костров. Усиленные дозоры выставлены следить за лесом, но теперь их вряд ли кто потревожит. Проходя мимо палаток с ранеными — сегодняшними и теми, что сумел выбраться из чащи после устроенного великанами окружения, — за откинутым пологом одной из них маг заметил рыцаря, с которым они лазали в катакомбы. Тайну, сокрытую в том пропитанном магией древнем капище, он так и не разгадал. Пока не разгадал.
Сольен не стал подходить, солдат болтал с приятелем, закутанным в одеяло и лежащим на соломенном тюфяке. Эту парочку называли едва ли ни главными храбрецами во всём отряде. Видимо, вновь рассказывал, как они, ведомые командором, шли вызволять их из плена. Сольен хмыкнул и направился к другому пострадавшему, размещённому в отдельной палатке. Возле этого крутился походный лекарь и сразу двое «сиделок». Раненый слабо просил оставить его, наконец, в покое, но услужливые ребята не думали слушать — на то им было дано строгое распоряжение милорда Штрауба. По его же просьбе здесь находился и Сольен.