По зову полной Луны
Шрифт:
Взглянуть на Швабрю его наглости не хватило. Юлиан на секунду умолк. А затем скороговоркой выпалил наиболее спорное или же самое здравое из своих «умозаключений»:
— Также я высказывал соображение, что если бы нашёлся способ пропустить кого-то из древесных монстров за Стену, то это дало бы ответы сразу на многие вопросы. Позволило бы нам лучше понять их. А значит, узнать, как с ними можно действеннее бороться. И здесь ведь как раз обсуждается такая возможность… Словом, данный опыт был бы очень многообещающ с-сточки зрения науки и-и познания природы великанов. Особенно
Юлиан понял, что перегнул палку. Ещё как перегнул. Что за дурь он только что нёс? И перед кем! Красноречие оставило его. Предательский язык! Дабы не показаться совсем уж бестолочью, он заткнулся. К горлу подкатывала жгучая желчь.
Неужели проклятый Догвиль с комендантом нарочно притащили его сюда всем на посмешище?
— Замечательно! — воскликнул мэтр Кроули.
Старик столь живо вскочил из-за стола, что едва ни опрокинул кресло. Во второй раз он принялся метаться по пространству зала, теперь с ещё большей резвостью и заложив руки за спину, а не размахивая ими как мельница лопастями.
— Молодой человек говорит разумные вещи. И даже, я обращаю ваше внимание, правильные вещи! Только вот, что потом? — Мэтр подскочил к Юлиану, надвинулся на него хищной клювастой птицей. Птицей с вопросительно вскинутой бровью.
Стражник оторопело уставился на старика.
— Что именно вы, юноша, рассчитываете узнать, когда, допустим, один из гомункулов действительно окажется за Рубежом и за ним удастся проследить? Как думаете вступить с ним в то самое «общение»?
— Я… я не думал об этом так далеко, — промямлил Юлиан, удивляясь, что дар речи не покинул его окончательно.
— Не думал, — вздохнул старик вроде как с досадой. — Но ничего! Мы об этом подумали. И, смею надеяться, подготовились должным образом с учётом любых вариаций развития событий.
Седовласый оратор возобновил своё хождение. Направившись к камину, на полпути он свернул к раскрытому окну, сгрудив палас на полу, и высунулся наружу, словно увидев нечто крайне для себя любопытное, затем столь же резко повернулся к остальным.
— Я настоятельно рекомендую взять этого юношу с нами. Его свежий взгляд, так сказать, взгляд «стороннего наблюдателя» на действия древесных великанов, пока, впрямь, мало поддающиеся какому-либо объяснению, способен дать плодотворные всходы. Мне с молодым человеком хотелось бы многое обсудить. Судя по вашей риторике, вы получили отменное образование?
Юлиан едва не заикнулся о неоконченном столичном университете, но вовремя прикусил язык.
Сидящие за столом зашевелились все разом. Заскрипели подвигаемые кресла, послышались тихие разговоры. Брякнули чашки. Амбал обменялся парой фраз с влиятельным сеньором и довольно опрокинул в себя очередной бокал. Его собеседник улыбнулся:
— Хорошо, мэтр, мы вас поняли. Но о том, следует ли зачислять этого солдата в состав отряда, пусть решает господин комендант.
Швабрю не думал ни мгновения:
— Я распоряжусь перевести его в группу нашего представителя в походе — сеньора Дваро Догвиля. Он его действующий командир, пусть таким и остаётся. Надеюсь,
Сказав это, комендант пригубил вина и позволил себе расслабиться. Совсем чуть-чуть, чтобы морщины на его лбу перестали быть столь категоричны.
Юлиан никак не мог сложить для себя целостности происходящего. О каком ещё переводе говорит Швабрю?
— Солдат, сеньор Догвиль разъяснит тебе задачи твоего нового назначения, — заверил его обладатель перстня. — Поздравляю, тебе доведётся поучаствовать в весьма неординарной компании.
Юлиан выслушал, вроде бы даже поняв, о чём ему говорят.
И тут неизвестно кто (уж не тот ли самый дьявол, посулов которого так призывают опасаться церковники?) толкнул его под руку (вновь). Находясь в оглушённом состоянии, он сам обратился к зеленоглазому. И не со словами должной благодарности, а с наинаглейшей просьбой:
— Милорд, позвольте? — Сделав вид, что принял рассеянный взгляд последнего за согласие, Юлиан спешно докончил: — У меня есть товарищ. Он также служит в нашем гарнизоне. Прошу вашего указания и его зачислить в… в отряд преследования.
Почему он заговорил о Лопухе с этим чужаком? Очевидно, почувствовал, что иначе его просьбе вовек не суждено будет превратиться в жизнь. Да и желание насолить Швабрю с Догвилем за то, что втянули его в свои интриги, имело место.
Комендант рявкнул что-то злое. От его былого спокойствия не осталось следа. Догвиль и трое других сотников подпрыгнули как укушенные. Сир Родгер прищурился. Мордоворот одёрнул плащ и потянулся за следующей бутылкой взамен опустошённой. Мэтр Кроули, склонив голову на бок, застыл посреди зала, весело разглядывая храбреца и его возмущённое начальство.
Юлиан внутренне сжался в ожидании неминуемой расплаты. Что он, тупица, творит?! Сейчас грянет…
— Что ж, пожалуй, это можно будет устроить, — по-дружески подмигнул ему зеленоглазый.
Собрание перешло к вопросам непосредственной подготовки Стены к обороне, Юлиану же великодушно позволили удалиться. Пересекая крепостной двор, по которому сновал занятый дневными заботами народ, он вынужден был остановиться и перевести дух. Ноги его заплетались. Бешеный рой мыслей разрывал голову. Но над всеми ними довлело два вопроса.
Один совершенно абстрактный: «Что же теперь будет?»
Второй более житейский: «Как приятель воспримет новость о том, что его без его ведома, втянули, чёрт знает во что?»
Вечером у них засело многолюдное за счёт пришлых из соседних казарм сборище. Разместившись тесным кружком за сдвинутыми столами возле мирно потрескивающей печи, стражники пили квас (о пиве теперь приходилось лишь мечтать) и обсуждали последние распоряжения командования.
Всеми обожаемый Догвиль с другими сотниками после обеда устроили на плацу общий сбор гарнизона. Было объявлено, что Медвежий Угол в ближайшие дни может подвергнуться новому нападению великанов. В связи с этим вводились изменения, касаемо распорядка дня, смены караулов и всего сопутствующего. В общем — ничего хорошего ждать не приходилось.