По зову полной Луны
Шрифт:
И мэтр совершенно буднично пожал плечами.
«Повернули обратно». Наиболее разумное решение, пусть и не несущее в себе ничего обнадёживающего.
Старик, насколько знал Юлиан, всегда был не без странностей. Возраст, да и профессия накладывали свои отпечатки. А пережитое потрясение, похоже, только усугубило его эксцентричность.
— Зачем мы им? Вы знаете?
— Это и меня интересует! — Старик, наконец, отстранился от него. Взялся прохаживаться. Шесть шагов вперёд до стены, разворот, шесть шагов назад. Другие пленники не обращали на них внимания. Не глядя, мэтр
— Переговоры? — Стражника пробрала невольная дрожь. Он не сводил со старика взгляда. — Как это возможно?
— В нашем мире возможно всё. Уж поверьте мне на слово.
Голова варила ещё плохо, но на этот раз Юлиан возразил:
— Я не понимаю, ваше магичество. Прежде великаны походили на безмозглые деревья — а какие ещё бывают деревья? Теперь вдруг резко поумнели?… Для чего они шли в эту глушь? Что это за место — они его и искали?… И причём тут карлы?
Давно копившиеся — ещё со Стены — вопросы вскипели и, словно лава из всё дымившего и дымившего, а тут прорвавшего вулкана, хлынули наружу. Мэтр Кроули встал на полушаге, слушая его с сердечной улыбкой. Юлиана эта улыбка просто вывела из себя! Он аж заскрежетал зубами. Старик что-то знал! И, конечно, было бесполезно его о том спрашивать — опять отделается путаной болтовнёй!.. Стражник постарался дышать ровнее, чтобы унять взвившееся сердцебиение. Спокойнее. Что это он, в самом деле.
— Ну, это только мои догадки, — заметил мэтр. — Отсутствие агрессии со стороны древесных гомункулов побуждает меня делать подобные выводы, сколь бы невероятными они ни казались. Надеюсь, нам недолго осталось сидеть в четырёх стенах. Когда за нами придут, тогда всё и выяснится.
Юлиан смотрел на старика снизу вверх. Давнее подозрение, что маг недоговаривает, уводя разговор в сторону, стоит попытаться выспросить о чём-то конкретном, усилилось. Как и озлобленность. И сколько ни закусывай изнутри щёку, только до крови прокусишь.
«Неужели он и теперь останется при своих секретах? Когда их разрозненный отряд скитается по чаще, а сами они попали в плен».
А не лежит ли он, Юлиан, сейчас на самом деле где-нибудь на всё той прогалине, тяжелораненый и в бредовой горячке?
Такое объяснением стало бы вполне разумным, ничуть не хуже, чем признать реальность их пленения карлами. Но голова трещала по всамделишному, и зад мёрз так натурально, как не вообразить ни в каком бреду. Что же дальше? Пытки, мучительное умерщвление или… переговоры? И что из этого представляется более жутким? Сразу не ответишь.
Вал негодования как нахлынул, так и опал. В виски вонзилось по новой игле боли. Стали медленно погружаться в мозг. Пронзая. Стражник закрыл глаза и прислонился затылком к стене. А старик пусть балаболит дальше, что хочет.
— Вижу, все более-менее очухались. Попрошу подойти ближе. Нам нужно поговорить, — позвал их господин Аргуст.
Сторонние разговоры стихли.
Мэтр
А командира-то помяло знатно. Господин Аргуст тоже предпочёл избавиться от нагрудника и прочей защиты. Захотят их прикончить — не спасут никакие брони. Хотя, часть рыцарей всё же не сняла кирасы, в отличие от шлемов и наплечников. Под правым глазом маэдо залёг обширный багровеющий синяк, волосы слиплись от засохшей крови из раны на голове. Крови хватало и в отросшей за время похода бороде. Впрочем, вряд ли кто-то из них выглядел многим лучше. За исключением мэтра-мага.
Но тот ведь попросился сюда сам.
— Маэдо, позвольте. Один из нас ещё не пришёл в сознание. — Мэтр кивнул на лежащего в углу. — И боюсь, он не скоро сможет…
— Боюсь, он уже ничего и никогда не сможет. Этот доблестный воин шагнул на тропу в лучший мир. И нам с ним пока не по пути.
Аргуст оглядел собравшихся вокруг него людей. Осунувшиеся лица покрыты ссадинами. Плечи ссутулены, все молчат и молча смотрят. А в глазах обречённость. У других, но не у него.
«Может ему, как и мэтру, известно нечто обнадёживающее?»
Юлиан привалился плечом к стене, чтобы не шататься. По словам старика, он находился без чувств едва ли ни сутки, но от такого продолжительного «сна» ничуть не отдохнул.
— Нас восемь и мы в плену, — начал господин Аргуст. Голос его звучал приглушённо. И впрямь, кто знает, может у здешних светящихся стен и уши есть? — Оружие у нас отобрали. Потому единственное наше оружие — мы сами. Если кто сломается, запаникует, покажет им свою слабину — ему конец. Недомерки — твари дикие, голодные до крови и расправы. Они только того и ждут… Они будут играть с нами. А мы должны им подыгрывать.
Рыцари — просто уставшие растерянные мужчины, понимающе кивают. Отправляться на тот свет раньше срока не хотелось никому. Аргуст говорил неспешно, очень рассудительно.
— Станем держаться друг за друга, шанс выбраться отсюда ещё представится. С нашей стороны не должно быть ни малейшей агрессии, способной вызвать их негодование. Никаких криков или резких выпадов. До поры… Не знаю, каким образом они думают с нами разговаривать и что желают выведывать, но чем дольше мы останемся нужны им, тем дольше проживём… Сперва следует выяснить их намерения. Потому, по возможности, тянем время.
Аргуст поворачивается к каждому. В зеленоватом освещении его лицо непроницаемо, как у старой бронзовой скульптуры. И оно вновь кажется Юлиану таким знакомым… Его слушают, не споря и не перебивая. Их кружок сбивается ещё теснее плечом к плечу. Кто-то облизывает губы, кто-то чешет шею. И уже чуть отдалилась та обречённость во взглядах. Недалеко, но отдалилась, а взамен неё пришло иное… Да, они в пугающей темнице без окон, без дверей, в плену у кровожадных недомерков, но они живы. И маэдо с ними, и где-то снаружи остались друзья-побратимы. И что будет дальше — одному богу ведомо, а значит, всё, что угодно.