По зову сердца
Шрифт:
Они бодрствовали почти всю ночь. А когда Джинни проснулась, оказалось, что Дик уже ушел. Должно быть, отправился посмотреть, подан ли завтрак для гостей. Наверное, постояльцы уже обратили внимание на его сияющую улыбку.
Ей хотелось в туалет. Джинни встала с кровати и потерла ноющие бедра. «Мало практики и форма потеряна», — подумала она.
И все же — как было хорошо! Джинни откинула голову и засмеялась. Мужчина остается мужчиной хоть в шестьдесят девять, хоть в сто шестьдесят девять, а всякий мужчина способен быть лучшим
Господи, как хорошо это было! У нее не нашлось времени поговорить с Диком о Мелани, она не стала выуживать у него информацию, не думала про Брэда, про то, что скоро покинет этот остров и вернется в свои отвратительный мир. Ей некогда было вспомнить даже Джейка. Джинни была слишком занята: она жила. Вновь. Столько времени спустя.
Она опять засмеялась, вспомнив последний оргазм, и пошла к ванной.
Вдруг в пояснице что-то щелкнуло.
Джинни остановилась. Замерла.
— Мать вашу, — пробормотала она и приложила руку к спине.
Джинни попыталась сделать еще шаг. Острейшая боль пронзила ногу. Снова выругавшись, она взглянула в сторону ванной и поняла, что ей не дойти. До ванной еще чуть ли не десять футов. Потом оглянулась назад, на кровать. Одолеть три шага, отделявшие ее от кровати, было не легче, чем пройти милю. Даже, мать вашу, полторы.
Джинни, похожая на обнаженную натурщицу Рубенса, неподвижно стояла посреди комнаты.
— Помогите, — нерешительно крикнула она. — Черт, да помогите же кто-нибудь!
Карен услышала очень тихий голос из-за двери спальни отца, когда разносила по номерам свежее постельное белье. Она остановилась и прислушалась. Сомнений быть не могло: голос доносился из-за двери отцовской комнаты и взывал о помощи.
Карен приложила ухо к двери.
— Суки, да помогите же мне кто-нибудь, — стонал кто-то.
Карен опустила тюк с бельем на тумбочку. Да кто там?
Какое право имела эта тварь?..
Она повернула ручку, и дверь распахнулась. Посреди комнаты стояла толстуха — абсолютно голая.
— Что вы здесь делаете? — завопила потрясенная Карен.
— Черт побери, я бродила во сне, а теперь не могу пошевельнуться.
— Почему вы здесь торчите? Забирайте то, за чем пришли, и проваливайте.
— Да не могу я, дура! У меня что-то со спиной.
— Так чего вы от меня хотите?
— Неужели непонятно? Отнеси меня на эту хренову кровать.
Карен сделала шаг вперед. Еще один. Взглянула на отцовскую кровать. Простыни были смяты, одеяло сползло на пол. А рядом с кроватью на полу валялось платье толстухи.
— Вы спали с моим отцом! — пролаяла Карен.
Джинни рассмеялась:
— А я-то думала, ты тупая, как кусок дерьма.
Карен подошла к Джинни, посмотрела ей в лицо и ударила ее по щеке. Ударила изо всех сил.
— Как ты посмела…
— Послушай, Живой Труп, мне очень больно, и я совсем не в настроении драться.
— Меня тошнит от тебя! — зарычала в ярости Карен. — Я считала, что поступила правильно. А теперь меня тошнит от всех вас!
Она повернулась и выбежала из комнаты.
Всю ночь он провел в мыслях о ней. Всю ночь, как и весь вечер, с той самой минуты, когда Джесс отвезла его из «Рыжего кота» в «Тисбери инн», Филип старался выбросить Лайзу из головы, но тщетно.
Он долго пытался заснуть, потом встал, походил по комнате, уселся в кресло и начал смотреть на опустевшую Мейн-стрит, на темные витрины магазинов, и так провел всю ночь, в нетерпении ожидая утра, когда отправится с Лайзой к Мелани.
Филип понимал, что утратил способность ясно мыслить. Он не был уверен, что они поступят правильно, взяв инициативу на себя, но и не мог больше думать об этом. Лайза Эндрюс словно внедрилась в его мозг. Как одержимый, Филип жаждал встретиться с ней, не думая о тяжести неизбежного расставания.
Взглянув на часы, он решил, что еще успеет пробежаться. Физические упражнения на свежем воздухе вернут ему бодрость и прочистят голову. Но сначала нужно исполнить одну обязанность.
Филип застонал. Он должен позвонить в офис и предупредить, что задержится на день-два, так как твердо решил довести начатое до конца. Филип очень надеялся, что Джозефа не окажется на месте и ему не придется объяснять старшему брату, чем он занимается в Вайнарде.
К несчастью, трубку взял Джозеф.
— Николь зла на тебя как сто чертей, — сообщил он.
— Николь? Зла? Сомневаюсь. Она, по-моему, весьма охотно изменила планы.
— Филип, к чему эти глупости?
По тону Джозефа он понял, что Николь рассказала брату о причинах его поездки.
— Джозеф, Джесс — очень хороший человек. Возможно, ты меня не поймешь, но я очень многим ей обязан.
— Прошу тебя, не начинай заново эту волынку.
— Я вернусь через несколько дней.
— Ты звонил Николь?
— Нет.
— Филип, да ты просто дурак. Николь — твоя неслыханная удача.
«Не совсем так», — чуть не сказал Филип, но не стал вступать в спор.
— Кроме того, — добавил Джозеф, — ее отец — важная персона.
— У меня не было романа с ее отцом.
Джозеф вздохнул:
— Стало быть, тебе кажется, что ты поступаешь правильно. Ладно, возвращайся скорее. А сейчас я должен идти. Играю в рэкетбол с Эдом Смитом.
Рэкетбол. Филип подумал, что если бы остался с Николь и женился на ней, то был бы обречен на рэкетбол до конца своих дней.
Карен едва дышала. Прислонясь к дверному косяку бельевой, она смотрела перед собой невидящими глазами. Карен отказывалась верить, что эта женщина легла в постель с ее отцом. Та, что прикидывается подругой Джесс, хотя общего у них не больше, чем у островитян с американцами.