Победа от Виктории
Шрифт:
Однажды, когда Риитте исполнилось двадцать лет, она торговала одеждой на пристани в Альдейгьюборте. К ней подошел рослый парень с двумя вояками в возрасте, по говору норвежец, и стал перебирать кожаные кошели, но смотрел не на них, а больше на девушку. Спутники выбрали по шапке, расплатились и отошли. А парень все никак не мог определиться.
Риитта поняла, что он из норманнов, у пристани их военные и торговые корабли стояли — драккары и кнорры. Были тут и русские ладьи, и финские снеки. Она еще по приезде приметила большой норвежский драккар: красивый, с драконом на носу. Здесь проходил путь на восток. Викинги на своих тяжелых кораблях доходили с севера до Альдейгьюборта, оставляли их здесь, а до южных морей добирались
— Вот этот возьмите, — подсказала Риитта, указывая на черный кошель из кожи волка, украшенный красным шнурком.
Парень кивнул. Расплатился и ушел, оглядываясь. Вечером Риитта со своими людьми ужинала на постоялом дворе. Посетителей развлекал финский певец. Послушать его набилась толпа. Сначала Риитта не прислушивалась. Она с утра ничего не ела, а кормили в заведении прилично. Да и новостей набралось много. Особенно порадовала сделка с византийским купцом, который за двойную цену скупил все глазчатые бусы. Потом, когда насытилась, Риитта стала прислушиваться к певцу. И то, что услышала, ей очень не понравилось.
Певец играл на кантеле и сказывал о финском великане, который заснул в лесу и превратился в холм. Его разыскал один колдун, который захотел узнать у спящего волшебника три главных заклинания. Для этого он принялся будить великана. Колдун срубил мечом осины на его плечах, вырвал из бороды иву, а из усов ели, покрошил сосны на лбу. Затем стал ковыряться в его зубах, пытаясь разжать челюсти, и резким движением проткнул ему десну. Великан пробудился, вздохнул и втянул колдуна в огромный рот. Тот и проскользнул в горло. Великану вкус колдуна не понравился. Он стал плеваться и ругаться. Но это не остановило колдуна, который пробрался в желудок, где быстро обустроил кузницу. Развел в горниле огонь и принялся ковать днем и ночью, производя в животе великана жуткий шум. На призывы покинуть чужое тело, захватчик не реагировал, вообще все делал молча, без объяснений. Великан пугал его тем, что призовет на помощь жен земли и хозяев полей, лесной еловый народ, можжевеловых слуг и детей озер. Только после упоминании о матери воды в синем платье, древнейшей из женщин, нахал соизволил ответить. Колдун сказал, что в животе ему все нравится, вместо хлеба он ест печень, на обед варит легкие и закусывает салом, а если великан не откроет секретов, то устроит кузницу в его сердце…
Этого Риитта перенести уже не смогла. Она живо представила мучения своего отца, если бы к нему, спящему, беззащитному, вторгся мерзкий пакостник. Она вскочила и крикнула:
— Останови свою гадкую песню.
Певец замолчал, все присутствующие посмотрели на девушку. В те времена женщине не стоило кричать на мужчину, пусть и не воина. На его защиту тут же поднялись другие. Завязался спор, дело чуть не дошло до драки. Риитта уже была готова оградить себя и своих людей колдовским заклятьем, хотя и знала, что им не стоит открыто пользоваться, когда вперед вышел молодой норвежец со своими людьми и загладил спор. Драться с ними желающих не нашлось.
На следующий день он вновь подошел к ее лотку. Протянул вещицу в холсте и сказал по-русски:
— Красавица.
Риитта вещицу не взяла и показала в сторону кабака. Там можно было получить доступную женщину. Он усмехнулся, схватил ее руку, разжал ладонь и вложил в нее подарок.
— Вернусь зимой, — сказал, буравя взором.
Кивнул и пошел к кораблю. Риитта развернула тряпицу. В ладони сверкнуло красным огнем. Это была большая золотая брошь с огромным рубином по центру
Он сдержал обещание. Вернулся с богатой добычей и свежими шрамами. Через год вновь ушел к южным морям, уже имея жену и дочь Хельгу. В том походе и сгинул.
Примерно так эту историю Вика пересказала Генриетте. Ее она вычитала в книге Ванессы, которую получила по наследству.
— Вполне сносно, — похвалила бабуля внучку за рассказ.
Они находились в запретной комнате. Генриетта возвышалась в кресле, в котором раньше сидела ее мертвая сестра. Вика расположилась, как и тогда, напротив. В доме стояла тишина. Дети были в школе. Мария Дмитриевна ушла на выставку Шишкина в корпусе Бенуа. Она уже обзавелась петербургскими подругами, которые наперебой приобщали провинциалку к прекрасному.
— Вот кровавая брошь Маркуса, — сказала Генриетта, доставая вещицу из шкатулки и протягивая Вике.
— Его звали Маркус?
— Это неважно.
— Почему?
— Мужчина не должен мешать ведьме. Пришел и ушел.
— Как же любовь?
— Она необходима. Без нее не рождаются красивые дети.
Вика положила брошь на ладонь и подвигала рукой, как бы взвешивая. Тяжелая. Вся обсыпана рубинами. В центре огромный, темно-красного цвета, как венозная кровь. Вика перевернула драгоценность. Рубины крепились к грубой бугристой золотой решетке. Золото от времени потемнело, камни тоже не мешало почистить. Вика вновь перевернула брошь. Рубины вспыхнули, а руке стало жарко. Вика увидела деревянную пристань, громадные разукрашенные лодки, воинов в волчьих шкурах на корме и высокую женщину с рыжими косами, обвивающими голову. На груди у той сияла кровавая брошь.
Генриетта с интересом наблюдала за внучкой.
Глава 23. Трагедия
Хоккейный матч на первенство города должен был состояться в субботу, но его перенесли на четверг. Поэтому Вика туда не попала. Поздно было переносить пациентов.
Матч закончился сразу после начала. Гриша Тупин выиграл первое вбрасывание, сам бросился в атаку и тут же упал плашмя, лицом вниз. Все подумали, что нарушение, кто-то зацепил его клюшкой. Борис выпрыгнул из-за борта, не слушая криков тренера, подъехал к парню. Над Гришей склонился судья, он оттянул сбившийся шлем. Борис увидел закрытые глаза и бледное, белее льда, лицо парня. Вспомнив слова матери, испугался и заорал истошно:
— Врача! Скорую!
Судья поднял вверх кулак. Но, не дожидаясь этого условного знака, к ним уже бежал Кирилл, за ним двое мужчин тащили носилки. Они аккуратно, придерживая плечи и голову, перевернули Гришу, зафиксировали ему шею, подвели под него носилки, погрузили и бегом покатили с площадки. По методичке, которую Кирилл проштудировал несколько раз, не рекомендовалось оказывать реанимационные мероприятия на глазах у зрителей. Такое зрелище было бы страшным и для детей, и для их родителей.
В подтрибунном помещении Гришу молниеносно стащили с носилок, стянули свитер, сняли защиту. Кирилл прикрепил электроды. Полезла лента из дефибриллятора, на которой вырисовывались высокие разнонаправленные волны веретенообразной желудочковой тахикардии. Гриша был без сознания, левая орбита глаза у него потемнела, этим местом он ударился об лед. Помощники Кирилла наложили на лицо парня прозрачную маску. Один из них придерживал ее, а другой ритмично надавливал на прикрепленный к ней дыхательный мешок Амбу. Дефибриллятор звякнул, загорелась лампочка, это означало, что набрался достаточный заряд. Кирилл прижал смазанные гелем электроды к груди парня, крикнул, чтобы все отошли, нажал красные кнопки. Тело Гриши пронзил разряд тока. Он дернулся, издал стон и заскрежетал зубами. На ленте прибора появились нормальные узкие комплексы ЭКГ, а потом вновь начался частокол пируэтных кривых. В это время под трибуну вошли врачи скорой помощи и сразу включились в спасение спортсмена.