Победитель не получает ничего
Шрифт:
– Он совсем молодой, - сказал один из них.
– И вы в самом деле разводитесь в первый раз?
– спросил носильщик.
– В самом деле, - сказал Джонсон.
– Откройте, пожалуйста, бутылку, mademoiselle.
– А дорого стоит развестись?
– Десять тысяч франков.
– Швейцарских?
– Нет, французских.
– Ага. Значит, на швейцарские деньги две тысячи. Все-таки не дешево.
– Да.
– Зачем же это делать?
– Потому что этого требуют.
– А для чего требуют?
– Чтобы выйти замуж за кого-нибудь другого,
– Да ведь это же глупо.
– Вполне согласен, - сказал Джонсон.
– Prosit!
– сказал Джонсон.
– A votre sant'e, monsieur [9] , - сказал носильщик.
Двое других прибавили: - Salut.
Шампанское было на вкус точно сладкая фруктовая водица.
– Это что, швейцарский обычай - отвечать всегда на другом языке?
– спросил Джонсон.
9
Ваше здоровье, сударь (франц.)
– Нет, - сказал носильщик.
– По-французски выходит вежливее. Кроме того, ведь здесь французская Швейцария.
– Но вы говорите по-немецки.
– Да, в моей деревне говорят по-немецки.
– Понимаю, - сказал Джонсон.
– Так вы, значит, никогда не разводились?
– Нет. Это слишком дорого. И потом, я никогда не был женат.
– Вот как!
– сказал Джонсон.
– А эти господа?
– Они женаты.
– Вы довольны, что женаты?
– спросил Джонсон второго носильщика.
– Как вы сказали?
– Вам нравится быть женатым?
– Oui. C'est normal [10] .
– Именно, - сказал Джонсон.
– Et vous, monsieur? [11]
– Ca va [12] , - сказал третий носильщик.
– Pour moi, - сказал Джонсон, - ca ne va pas [13] .
– Monsieur собирается развестись, - объяснил первый носильщик.
– О, - сказал второй носильщик.
– Ага, - сказал третий.
10
Да. Это в порядке вещей (франц.)
11
А у вас как, сударь? (франц.)
12
Все благополучно (франц.)
13
А у меня неблагополучно (франц.)
– Ну, - сказал Джонсон, - тема, по-видимому, исчерпана. Вам неинтересно слушать о моих огорчениях, - обратился он к первому носильщику.
– Нет, почему же, - возразил носильщик.
– Давайте говорить о чем-нибудь другом.
– Пожалуйста.
– О чем же нам поговорить?
– Вы занимаетесь спортом?
– Нет, - сказал Джонсон.
– Вот жена моя спортсменка.
– А вы как развлекаетесь?
– Я - писатель.
– Это хорошо оплачивается?
– Нет. Но потом, когда приобретешь известность, - да.
– Интересно.
– Нет, - сказал Джонсон, - совсем неинтересно. Очень сожалею, господа, но я должен проститься с вами.
– Да ведь поезд придет не раньше чем через три четверти часа.
– Я знаю, - сказал Джонсон.
Подошла кельнерша, и он уплатил за вино и за свой обед.
– Вы уходите, сэр?
– спросила она.
– Да, - сказал Джонсон.
– Хочу немного пройтись. Чемоданы я оставлю здесь.
Он надел кашне, пальто и шляпу. На платформе густыми хлопьями валил снег. Он оглянулся назад и в окно увидел трех носильщиков, которые все еще сидели у стола. Кельнерша выливала им в стаканы остатки вина из начатой бутылки. Неоткупоренную бутылку она унесла обратно. На этом они заработают по три с лишним франка на душу, подумал Джонсон. Он повернулся и пошел вдоль платформы. Когда он сидел в буфете, ему казалось, что боль притупится, если он будет говорить об этом; но она не притупилась; только на душе у него стало скверно.
В буфете на станции Территэ было слишком тепло: буфет был ярко освещен, и чистенькие столики отполированы до блеска. На столиках стояли корзинки с соленым печеньем в бумажных пакетиках и лежали картонные подставки для пивных кружек, чтобы мокрые донышки не оставляли следов на дереве. Стулья были деревянные, резные, с залоснившимися от времени, но очень удобными сиденьями. На стене висели часы, в глубине комнаты была буфетная стойка, а за окном шел снег. За столиком под часами какой-то старик пил кофе и читал вечернюю газету. Вошел носильщик и сказал, что Восточно-симплонский экспресс идет из Сен-Мориса с часовым опозданием. К столу мистера Гарриса подошла кельнерша. Мистер Гаррис только что кончил обедать.
– Экспресс на час опаздывает, сэр. Может быть, выпьете кофе?
– Если вам угодно.
– Простите?
– переспросила кельнерша.
– Да, будьте добры, - сказал мистер Гаррис.
– Пожалуйста, сэр, - сказала кельнерша.
Она принесла из кухни кофе. Мистер Гаррис положил сахар в чашку, раздавил его ложечкой и, повернувшись к окну, стал смотреть, как падает снег на освещенную платформу.
– Вы говорите еще на каких-нибудь языках, кроме английского?
– спросил он кельнершу.
– Как же, сэр! Я говорю по-немецки, по-французски и на местных диалектах.
– Какой язык вам больше всех нравится?
– Они очень похожи, сэр. Я не могу сказать, что тот или другой мне нравится больше.
– Хотите что-нибудь выпить - вина или чашку кофе?
– Нет, что вы, сэр! Нам не разрешается пить с посетителями.
– Может быть, сигару?
– Нет, что вы, сэр!
– Она засмеялась.
– Я не курю, сэр.
– Я тоже, - сказал Гаррис.
– Я не согласен с Дэвидом Беласко.
– Простите?
– Беласко. Дэвид Беласко. Его легко узнать, потому что воротнички на нем всегда задом наперед. Но не согласен с ним. К тому же он умер.
– Я могу идти, сэр?
– сказала кельнерша.
– Безусловно, - сказал Гаррис. Он наклонился вперед и стал смотреть в окно.
Старик, сидевший за дальним столиком, сложил свою газету. Он поглядел на мистера Гарриса, потом взял свою чашку с кофе и направился к его столу.
– Прошу извинить за навязчивость, - сказал он по-английски, - но мне пришло в голову - не состоите ли вы членом Национального географического общества?