Победителю достанется все

Веллерсхоф Дитер

Да он уже и свыкся с такими приступами. Случались они от волнений и тревог, от переутомления и через некоторое время проходили. И на этот раз, будем надеяться, все само пройдет. После теплого душа он и правда немного взбодрился.

Дорога успокоила его, музыка по радио, безмятежные, бодрые голоса дикторов, приятное, мягкое контральто женщины, ведущей музыкальную программу. Все это пока есть, и он тоже пока есть. Что же потеряно?

Он, что ли, грезит наяву? Спит за рулем? Один раз машинально заехал на соседнюю полосу — позади тотчас взвыли возмущенные гудки. В другой раз замешкался и опоздал нажать на тормоз, хотя на него стремительно надвигались красные

стоп-сигналы передней машины. В сером небе кружили две хищные птицы, а когда он вновь глянул на шоссе, белая разделительная линия осевой придвинулась опасно близко. Он в самом деле у стал, и до предела вымотался, и порой ехал как в полусне. Движение в густом потоке автомобилей убаюкивало. Он ни минуты не думал о том, как поведет себя с Оттером, а сейчас вот прозевал нужный поворот, придется сделать крюк через Оберурзель. Теперь он уж точно опоздает. И Оттер не преминет уколоть его за это. Сколько труда положил, чтоб возобновить добрые отношения, но — увы! — все насмарку. Быстрее! Быстрее вперед! Мимо этих зануд, которые не желают освободить обгонную полосу. Даже на автостраде каждый упорно цепляется за то, что имеет. Как он ни сигналит светом, они и не думают посторониться. Мерзавцы, сволочи! Он еще сократил дистанцию. Опять посигналил — клаксоном и светом. Яростное гудение обрушилось на него, когда они наконец-то сдвинулись вправо и его машина пулей рванулась вперед. Что-то неладное со зрением. Перед глазами так и мельтешат черные точки, словно назойливая мошкара толчется за ветровым стеклом.

Опоздал на четверть часа! Поставив машину в переулке, он быстро зашагал вверх по улице, в гору, отыскивая нужный номер дома. Кругом старинные виллы и пышная зелень садов, примыкающих к буковому лесу. Кёнигштайн — тот самый город Федеративной Республики, где процент миллионеров среди населения особенно велик. Именно здесь излюбленное место жительства банковских президентов и состоятельных акционеров, потомственных богачей и нуворишей. Ничего удивительного — свежий лесной воздух, и лежит город на холме, и до Франкфурта рукой подать. А жена у Оттера, говорят, весьма обеспеченная дама, из потомственных богачей, наследница солидного, помещенного в солидные бумаги капитала. В этих домах жили люди, владевшие крупными фабричными паями, целыми улицами и процветающими магазинами — имуществом, которым управляли и которое приумножали специалисты.

Вот и нужный дом, увитый плющом, трехэтажный, с белыми переплетами окон и изогнутой черной крышей. Входная дверь, темно-зеленая, с глазком, окантованная латунью. Он нажал кнопку — дом огласился мелодичным перезвоном. И больше ничего. Неужели ошибся адресом? Да нет, номер тот самый. Он позвонил еще раз и вскоре услыхал шаги. Дверь нерешительно отворилась. Женщина лет пятидесяти, с грубым, неприветливым лицом вопросительно взглянула на него. Кто это — фрау Оттер? Он назвался, в ответ прозвучало короткое «прошу», и через тамбур и переднюю его провели в большую сумрачную гостиную. За подобранными с боков портьерами виднелась еще одна комната, окна которой почти целиком закрывала темная зелень сада.

— Прошу вас, садитесь.

Она опять ушла, неприветливая и молчаливая, затворила за собою дверь. Фогтман, не зная, куда сесть, огляделся по сторонам. Темные кожаные кресла, жесткие стулья с потускневшей парчовой обивкой, низкий резной буфет, диван с гнутой спинкой, рядом — пальма в керамической кадке, темная пятирожковая люстра с бронзовыми украшениями, лепной потолок, ковры и дорожки, персидские, афганские, с мрачным геометрическим узором. В соседней комнате мебель поновее, но опять-таки

под старину, все в том же дедовском вкусе. Здесь он сейчас будет говорить с Оттером? Нет, не верится. Он не иначе как ошибся адресом.

По-прежнему стоя, он нервно кашлянул. Оттер не торопится. Вот тебе и безмолвный ответ на опоздание. А что, соседняя комната переходит за углом в следующую? Дом выглядел более просторным, чем он думал, и совершенно мертвым, как оцепенелая память о былой жизни.

Он уже хотел было сесть, как вдруг за дверью раздались шаги. В комнату вошла маленькая женщина в кремовом костюме с розовой блузкой, протянула ему руку. Волосы у нее были крашеные, черные как смоль, а сильно напудренное лицо казалось от этого увядшим и старым. Судя по всему, ей лет семьдесят пять или около того. Надушена дорогими, тяжелыми духами. На глухой блузке сверкает богатая старинная брошь.

— Я — фрау Оттер, — сказала она скрипучим, но приветливым голосом — Садитесь же, прошу вас, господин Фогтман.

Она предложила ему стоявшее поблизости кресло, а сама с кукольной грацией села на диван и улыбнулась.

— К сожалению, мужа пока нет. Утром ему пришлось срочно выехать в Оффенбах к американским партнерам. Надеюсь, он скоро вернется.

— Если позволите, я подожду.

— Конечно-конечно. Выпьете чего-нибудь? Хересу? Коньяку? Или чая?

— Пожалуйста, чая, — наугад сказал он.

К его изумлению, она потянулась к низенькому столику, взяла колокольчик и позвонила. Неприветливая молчунья с суровыми глазами вошла в гостиную, выслушала распоряжение и скрылась.

— Это моя племянница, — поясняла фрау Оттер. — В прошлом году она оставила место медицинской сестры и с тех пор живет у нас — ведь я так часто остаюсь одна. Муж вечно скитается по свету. С первым-то мужем и я много путешествовала. Мы с ним весь юг объездили. Но это было давным-давно.

Она улыбнулась, будто говоря: вы же сами видите, я стара. Но возможно, ее улыбка вовсе ничего не означала, а была просто светской привычкой.

— Фред в самом деле искатель приключений, — продолжала она. — Не знаю, хороший ли он коммерсант, но приключения он просто обожает. Мотается повсюду и занят сразу тысячью разных дел. Надеюсь, он про вас не забыл.

— Он сказал, что вернется?

— Да-да, обещал непременно. Но, как видите, полагаться на его обещания нельзя. Уж я-то знаю.

— А позвонить ему никак нельзя? Я бы и в Оффенбах мог подскочить, если что.

— Нет, к сожалению, — сказала она. — Он редко оставляет мне телефоны. Я привыкла ждать. У вас срочное дело?

— К несчастью, да. Очень срочное.

Что же это? Перед ним разыгрывают спектакль? Оттер решил осмеять его и унизить, выставив этаким жалким попрошайкой, которого можно мариновать хоть до второго пришествия? Или задержка вправду непредвиденная, и Оттер с минуты на минуту, рассыпаясь в извинениях, войдет в дверь, более любезный и сговорчивый, — потому что опоздал не Фогтман, а он сам?

— А во франкфуртскую контору нельзя позвонить? — сказал он. — Может быть, там знают, где его искать.

— Нет-нет, он уехал сегодня утром внезапно, прямо отсюда. Думаю, он еще вернется. Не будем пока отчаиваться, ладно?

Молчаливая женщина внесла чай, составила чашки и чайник на маленький сто­ик, руки у нее были грубые, костистые.

Им опять овладело гнетущее ощущение, что все это — унизительный спектакль, и, лишь внушая себе, что хочет разобраться, до конца все выяснить, он заставлял себя сидеть, кое-как поддерживая светскую беседу с фрау Оттер, и пить ее бледный жасминовый чай.