Победивший платит
Шрифт:
– Не будем о драконах, - предлагаю я.
– Не хочу тебя расстраивать.
– Не будем, - улыбается Кинти.
– Поговорим о принцах. В этом мальчике действительно есть нечто особенное?
– А ты сама не видишь?
– удивляюсь я.
– Эрик весь особенный, от головы до пят. Я бы списал это отношение на свою... увлеченность, если бы не то, что он с самого начала производил такое впечатление.
– Необычный. Потому что барраярец? Или, полагаешь, Хисока тоже разглядел в нем что-то особенное?
– спрашивает Кинти, и я вздрагиваю
– С Хисокой ему просто не повезло, - отвечаю я, поднося к губам чашку, - но Эрик необычен и в своей естественной среде. Я в этом убежден.
– Женитьба на чужеземце - невезение? Да, но для кого?
– рассеянно замечает супруга.
– Правда, твой брат тогда еще не заслужил жены, но вряд ли его положение было столь отчаянным.
– Отчаянным, - возражаю твердо.
– Этот брак был нужен Хисоке, прими во внимание сей немаловажный факт. Эрик и узнал-то о своем, хм, замужестве далеко не сразу.
Кинти смеется чуть нарочито.
– Разве такое бывает? Этого не встречается даже в романах.
– Да, - соглашаюсь я.
– Правда иногда невероятнее плода бурной фантазии сочинителя. Добровольного союза не было. Эрик был пьян, и Хисока обманом получил его подпись под контрактом, прикрывая свои грехи. За которые он вылетел бы не только со службы, но, вероятнее всего, и из приличного общества.
– Звучит неприглядно, - сухо резюмирует Кинти, - И если эти отношения были отнюдь не безоблачными... ты прав. На тебе ответственность за нового родича, и если твой Эрик таков, как ты говоришь, - есть основания тревожиться.
– О чем ты, дражайшая?
– уточняю я, не слишком радуясь расчетливым ноткам в прелестном голосе.
– О неуравновешенности, обычае мести, варварских привычках, - объясняет она.
– О невежестве. О том, что, как ты и сказал, юноша себя не контролирует и может принести опасность даже неумышленно.
– Эрик вполне владеет собой, - возражаю я.
– Я предоставил ему формальную возможность отомстить за позор, он ею не воспользовался - это ли не аргумент в пользу его благонамеренности?
– Какую именно возможность?
– незамедлительно уточняет Кинти, и я на короткий миг опаздываю с ответом - ровно настолько, чтобы недоумение в глазах супруги сменилось тревогой.
– Клятву долга, - приходится ответить.
– Я до сих пор убежден, что она послужила самым эффективным лекарством, хоть Эрик ее и не принял.
Взгляд Кинти становится ошеломленным, почти паническим.
– Ты отдал ему себя? И... погоди, как это не принял?
– Вот так,- развожу я руками.
– Позволь, я лишу тебя радости слышать, куда конкретно он меня послал?
– Меня не интересуют подробности барраярского лексикона, - холодно отвечает леди, - но что не знает по своему невежеству он, ты ведь должен понимать?
Беспокойство вынуждает Кинти оставить ткань и приняться мерить
– Клятву долга он может востребовать с тебя в любой момент, несмотря на все свои слова, - размышляет она вслух.
– Ты ведь и сам это понимаешь?
– Разумеется, - отвечаю я, раздраженный подобной реакцией: словно я несмышленое дитя, бездумно тянущее руку в огонь.
– Я не стал бы приносить обещания такого рода, не убедившись в том, что иначе нельзя. Но иначе было нельзя. Кинти, ты должна понять.
К ней и детям случившееся имеет лишь опосредованное отношение, и я ничуть не сомневаюсь в том, что Эрик не примется требовать моей крови.
– Он - барраярец, - медленно, точно пробуя это слово на вкус, произносит Кинти. "Фанатик, вояка, варвар, человек чужой культуры, любитель снимать скальпы и пить спирт..." - все это богатство эпитетов не звучит вслух, но подразумевается.
– Он дал мне обещание не вредить семье, но, оказывается, прежде ты дал клятву ему...
Упрек миледи обоснован.
– Мне следовало сказать тебе раньше, - соглашаюсь я.
– Прости. Но, в любом случае, раз так случилось, что он оказался в нашей семье, следует радоваться наличию взаимных уступок.
– Ты доверяешь ему, - недоверчиво констатирует Кинти.
– Так на тебя не похоже.
– Я достаточно осторожен, чтобы не пропустить ни явные несостыковки, ни подозрительные действия, - уверяю я.
– Пока что таковых нет. И я не намерен позволять кому бы то ни было в доме сводить старые счеты. Ты мне не веришь?
– Верю, супруг, - поправляет жена нежным и холодным голосом, - но стараюсь не забывать, что этот милый мальчик много лет воевал против Империи и имеет к нашей семье личные счеты. Что ж, надеюсь, это не помешает ни ему, ни нам повеселиться на рауте. Он достаточно здоров, чтобы выдержать весь вечер?
– Достаточно, - облегченно меняя тему, отвечаю я.
– На спаррингах он держится, раут не может быть тяжелей тренировок.
– Ты гонял его на спарринге пять часов подряд?
– смеется Кинти так, будто звенит тонкий фарфоровый колокольчик.
– Жестоко.
Ну, если расширить понятие спарринга... я усмехаюсь.
– Эрик выдержит, - подытоживаю весело.
– У тебя боевое настроение, милая, это внушает оптимизм.
– Разумеется, - отвечает леди.
– Я ждала этого приема достаточно долго, чтобы встретить его во всеоружии, несмотря на любые неожиданности.
– Какие могут быть неожиданности на приеме?
– отмахиваюсь я.
– Скука смертная - те же лица, почти те же разговоры.
– Неожиданности потому так и зовутся, что приходят со стороны, откуда их не ждешь. Надеюсь, они хоть немного помогут развеять всегдашнюю скуку.
– Кинти разводит узкие ладони.
– Первый вечер сезона. Наша семья представляет сразу двух дебютантов, что же отставать прочим?