Победивший платит
Шрифт:
Максимум прозрачности намека, который может себе позволить Нару в желании узнать, как мне удалось примирить под одной крышей дикого барраярца, мою своенравную жену и себя самого, гордеца.
– Я буду рад увидеть твоего Лероя, раз он уже достаточно взрослый, чтобы находить удовольствие в светских обязанностях, - тут же добавляет Нару. Маскировка?
– Страстность в исполнении правил - этим ваша семья всегда отличалась, - добавляет он с усмешкой, и это, определенно, намек.
– Тебе не слишком сложно оказалось с этим ужиться,
– Мне трудно достичь требуемого совершенства, но я надеюсь на снисходительность, - отвечает Эрик сдержанно. Сказать, что я им горжусь, означает сильно преуменьшить действительность.
– И прилагаю все старания, движимый личной заинтересованностью, лорд Нару. Мой Старший нашел приемлемый способ, э-э, мотивировать меня.
– Я всегда полагал Иллуми способным юношей, - замечает Нару, обращаясь более к Эрику, - но впервые готов аплодировать его навыкам в тонком искусстве дипломатии.
– Милорд, - укоризненно замечаю, - вы чрезмерно ко мне расположены.
И не будете на меня в обиде, если я вас ненадолго покину. Даже наоборот. Я не вижу признаков раздражения на породистом лице: Нару не снисходит до ревности, разумеется, и даже более того. Если только меня не подводят чувства, Эрик ему приятно любопытен, и, значит, мне стоит предоставить им возможность поговорить наедине. Получаса Нару хватит с избытком.
Солнце медленно уползает за резную линию деревьев, кажущихся на темнеющем небе аппликациями из бархатной бумаги, поющие стрекозы хором провожают закат, я неторопливо возвращаюсь, налюбовавшись зрелищем.
К моему удивлению, Эрика в гостиной нет, а рассеянно улыбающийся Нару мелкими глотками пьет чай.
– Я подобрал мальчику более интеллектуальное занятие, чем слушать мои нотации, и отправил в библиотеку, - в ответ на мое немое изумление смеется покровитель, и я облегченно вздыхаю. От Эрика всего можно ожидать.
– Как он вам показался?
– спрашиваю, присоединяясь к чаепитию.
– Мил. Но менее удивителен сам по себе, чем я того ожидал, - кивает Нару.
– Изумляет сама ситуация. Он попал в твою семью не по своей воле; тебя трясло при упоминании его имени; а теперь вы делите подушку, и я никогда прежде не видел в твоих глазах такого блеска.
– Вы еще больше удивитесь, - вздохнув, признаюсь я, - но телесное притяжение действительно возникло гораздо позже, нежели мы научились разговаривать, сцепляясь не через пару десятков слов, а всего лишь раз за вечер.
– Короткая пауза призвана дать мне собраться с силами.
– Прежде того я дал ему право распоряжаться моей жизнью, а он вернул мне клятву.
– Ты сошел с ума?
– непроизвольно вырывается у Нару.
– И он, видимо, тоже. Барраярец получил твою жизнь и отказался ею воспользоваться?
– Возможно, мы оба сумасшедшие, - улыбнувшись, соглашаюсь я.
– Во всяком случае, я безумно им увлечен, и, кажется, это взаимно.
Нару изучает меня пристально, как изучал бы незнакомца.
– Я не припомню за тобой таких сильных и быстрых увлечений, - констатирует он, наконец, и я понимаю: Нару
– Меня изумляет эта перемена. Возможно, мне придется теперь познакомиться с другим тобой, так непохожим на серьезного молодого человека, которому я столько лет покровительствовал. Неужели простой барраярец за недели сумел добиться того, чего не достигли мои уговоры за множество лет?
– смягчая упрек улыбкой, спрашивает он.
Перемена во мне так заметна? Потому ли, что Нару знает меня давно, или это очевидно всем?
– Вы были правы, - признаю я, - когда сказали мне, что однажды и я потеряю голову. Я не поверил и ошибся, а стоило бы прислушаться. Хотя осторожность мало что изменила бы в происходящем.
– Но она не будет лишней теперь, - твердо говорит Нару.
– Когда ты идешь по льду, толщину которого не знаешь сам, следует прислушиваться к треску. Тебя станут обсуждать - ты ведь это понимаешь?
Еще бы я не понимал. Меня уже обсуждают, и дальше будет хуже.
– Это проблема, - соглашаюсь я.
– В особенности учитывая тогдашнюю историю с Бонэ. Но скрывать Эрика, как постыдную тайну, я не намерен тоже, а сплетни утихают, побежденные временем и спокойствием.
– Если ты не хочешь, чтобы его запомнили в первую очередь как твоего экзотического любовника, помни о дистанции, мальчик мой, - советует Нару.
– Хотя бы на первых порах. Мое предупреждение не запоздало?
– Нет, - оценив тактичность вопроса, уверяю я, - на людях мы держимся порознь и не демонстрируем ни приязни, ни отвращения.
– Твой Эрик очень сдержан, это хорошо, - соглашается Нару.
– Эти перчатки, полувоенный стиль, воротник под самое горло... Довольно необычно смотрится, но его украшает. Вызывающе, однако есть на что взглянуть.
– Хорош, правда?
– вздыхаю я.
– Он мастер загонять себя в жесткие рамки, и хотя они зачастую не гармоничны и непривычны, мне и это кажется до странного привлекательным. Признаюсь, эта чаша сладка, как никогда.
– Потому, что первый глоток был горьким?
– подшучивает Нару.
– Или потому, что сам вкус экзотичен? Мальчик кажется безыскусным, недоверчивым, застенчивым. Внешность у него вполне обычная... если не считать прически. Короткая, как у пятилетнего ребенка. Честное слово, я поймал себя на мысли, что хочется погладить его по голове.
– Она колется, - автоматически отвечаю я, чувствуя, как непроизвольно чешется ладонь.
– Но дело не во внешности.
– А в чем тогда?
– спрашивает Нару серьезно, чуть подавшись ко мне.
– Он страстен?
– И это не главное, - подумав, отвечаю я.
– Главное - я не встречал раньше такого самоотречения ради цели... даже одержимости, пожалуй. И он прям, как стрела - а это ли не достоинство?
– И куда же смотрит эта стрела?
– без особенной тревоги уточняет Нару.
– Хотя из того, что он говорит, ясно одно - он желает остаться с тобою.