Побег из ада. Исповедь паникера
Шрифт:
Многие психоаналитики поддерживали меня и закрепляли мои заблуждения. Они стали такими прочными, что несколько лет назад я убедился в этом до слез, скорее до истерики.
Я приехал на очередной семинар по системному НЛП к Питеру Врицу в какой то подмосковный пансионат под Серпуховым на пике своего очередного отчаянья ,по ужасным пробкам и чувствовал себя снятым с дыбы. И поэтому смотрел на своих коллег с не очень добрыми мыслями. Ну эти понятно- коучи и психологи приехали к мэтру, а эти небось бизнесмены, на клубничку потянуло. Но а этот тип что здесь делает, мой взгляд упал на какого то неухоженного лысого мужичка с дурацкой улыбкой. Когда ты
На первом дне семинара мы проходили возрастной регресс, надо было вернуться в детство. Для разогрева у нас была танцевальная терапия. Интересная штука под различные ритмы. Питер был мастером в своем деле и смог совместить традиционную европейскую психологию с восточными практиками. Получался забавный коктейль. Поэтому редко наши семинары заканчивались без какого то инсайта т.е. внутреннего прозрения какого нибудь семинариста. Это сродни тому, как родиться заново. Ты рождаешься с криками с воплями а остальные наблюдают за этим зрелищем. В церкви этот процесс называется изгнанием бесов. Я это видел уже не раз но представить себя в роли очередного новорожденного или одержимого мне не очень хотелось.
Танец состоял из четырех ритмов. И вот где то на третьем, кажется это было экспрессия или стаккато.
Помню полный сумбур в голове и какая-то внезапно нахлынувшая жалость к самому себе и вдруг неожиданно из глаз градом потекли слезы. Мне стало так неудобно и больше всего на свете мне не хотелось это делать при свидетелях. Ведь меня окружали люди о которых я так плохо подумал. Я приоткрыл глаза, посмотрел по сторонам не видит ли кто моей слабости. И вдруг вижу на меня смотрит тот мужичок, который мне не понравился больше всех. Но в его глазах я вдруг увидел всю доброту мира и они словно подбадривая меня говорили: Все в порядке, держись парень, мы с тобой! Мне стало ужасно стыдно и одновременно очень легко и спокойно.
На основную часть регресса требовалось два добровольца. Конечно одним из них был я. Мы легли на пол. Питер через переводчика начинает говорить:
– Вы маленький ребенок и вы видите своих родителей.
– Я отчетливо вижу вдалеке своих маму и отца.
– Подойдите к ним, поговорите с ними и обнимите.
– Я подхожу , но обнять не могу. Пытаюсь себя заставить но ничего не получается. Начинаю психовать. Но как же так , ты не можешь сделать то что вполне естественно для любого нормального человека. Ведь ты уже не ребенок. У тебя уже есть свои дети. Смотрю отец поворачивается и уходит.
– Я вскакиваю сильно бью рукой по полу, разлетаются в дребезги часы. Оглядываюсь по сторонам в поиске того что еще можно здесь разломать. Опрокидываю стол для чая со всем стоящим на нем. Потом принимаюсь за столы и стулья и бьюсь в истерике а наконец обессиленный убегаю на задние ряды и начинаю так рыдать, что не хватает даже воздуха в легких.
– Как потом оказалось, все это длилось не менее часа. Когда я пришел в себя и открыл глаза моему удивлению небыло предела. Я сидел в центре круга всей нашей группы и они все это время молча присутствовали в моей судьбе даже не подозревая что творилось у меня внутри, но зная что это очень важное для меня. С тех пор я стал осторожнее в отношении своих первых впечатлений о людях.
– Я не мог себе даже представить, что когда нибудь стану участником подобного реалити-шоу. И что я из него вынес? Как мне тогда казалось ничего полезного. Только лишний раз укрепился в убеждении, что в моих бедах виноваты родители. Я и раньше
– Наверное я превратился в старика Плюшкина, и давно несу на себе мешок всякого хлама в котором и потерялся сам. И ноги уже подкашиваются и выбросить жалко. И притом я еще стал законченным эгоистом, циником и мизантропом, если позволяю себе так плохо думать о людях, которые готовы если не разделить то хотя бы поучаствовать в моей судьбе.
–
– Через год отец ушел. Ушел по настоящему навсегда. А не так как на том семинаре не дождавшись пока я его обниму.
– Мама потом рассказала что накануне своей смерти, отец долго лежал в бреду и считал до десяти по польски, пропуская цифру четыре. Видимо его сознание впало в детство и пыталось говорить на своем детском языке. Во время его детства часть Беларуси, на которой он родился, была польской территорией и он учился в польской школе. Во время войны воевал в войске Польском. В 18 лет был ранен в ногу в боях за Варшаву. Всю жизнь хромал и давно позабыл язык своего детства.
– Но детство не забыло его в этот самый трагический для него день, пытаясь ему помочь. Он так и умер 4.04.2004 г, не сумев преодолеть эти три четверки.
– Сейчас даже самому себе стыдно признаться в том, что смерть своего отца я пережил совершенно спокойно без эмоций. Как уход из жизни совершенно постороннего для меня человека. Неужели мой эгоцентризм был возведен на такой пьедестал, что смерть человека подарившего мне жизнь даже не выдавила из меня ни одной слезинки.
– Впрочем жизнь которой я живу трудно назвать жизнью. Иначе я не писал бы все это смотря на эти таблетки и билет на самолет, а просто бы жил и не задумывался о том чем закончится этот день. Хотя конечно я лукавлю. Если бы передо мной стоял выбор: не родиться или проживать ту жизнь, которая мне досталась, конечно я выбрал бы пусть такую, но жизнь. Потому что сегодня я был под крылом своего ангела, своей любви, которая мне и помогла добраться сюда, на похороны своего отца.
–
– В тот день я постоял немного для приличия у гроба отца и даже прикоснулся губами к черной ленточке у него на лбу. А потом ушел в свою детскую комнату и сразу укрылся саваном своего личного страха смерти, в который неистово стучали мои панические атаки и только рука жены напоминала мне о том что я еще жив. А она, мой визави была там за соседней дверью.
– За окном был апрель, а мне было 44 года. Те три четверки, которые отец унес с собой. А я их смог пережить.
– Может это какой то мистический знак или подсказка подумалось мне когда я пытался уснуть?
– На утро я все таки смог собраться. Организовал и похороны и поминки. Все прошло чинно и благородно, короче все как у людей.
– Накануне своего отъезда я просматривал наш семейные альбом с которого предварительно сдул изрядный слой пыли и вдруг нашел свой портрет, себя шестилетнего.
– Я помнил о его существовании, но никогда не пытался его отыскать, глубоко зарывшись в своих взрослых проблемах. Какое там детство с настоящим бы справиться.
– Но тут меня неожиданно словно молния ударила в мой закостенелый и рациональный мозг. В нем образовалось какая то трещина откуда наружу вылез третий глаз, смотревший на этот мир под другим углом. Правда при этом наступило ощущение раздвоения личности, но мне к этому не привыкать я часто разговаривал с самим собой.