Побег из ада. Исповедь паникера
Шрифт:
– А помнишь нашего деда Юзефа.
– Он был статным, высоким стариком, с аккуратной щетиной и желтоватым лицом. Скорее всего у него была механическая желтуха, по причине синдрома Жильбера. Это повышенный уровень билирубин в крови. Этот ген как оказалось передался и мне. Просто я еще не стар и поэтому пока не желтый.
– Он был очень трудолюбив и прижимист, но жил какой то своей обособленной жизнью и складывалось впечатление, что ему никто в этой жизни не нужен. Бабка, его дети и внуки были сами по себе а он сам по себе, словно ходил и что то про себя думал.
– С утра вставал садился на свой
– Я так тянулся к нему, а он меня словно не замечал. Давал мне в день приезда 15 копеек и крутись внучек как хочешь и ни в чем себе не отказывай. !5 копеек хватало на пачку мороженного в местном сельпо как на огрызок дедовской любви.
– Сейчас я даже и не вспомню, что двигало мной тогда, когда я забрался на чердак дедова амбара и увидел там целый клад в виде большого количества бутылок и банок, покрытых огромным слоем пыли.
– Воспользовавшись отсутствием деда, мы взяли его велосипед и со своей двоюродной сестрой все это богатство погрузили в мешки и увезли на пункт приема стеклотары.
– Не важно сколько мы за все это выручили и как потратили, только на следующий день дед сказал моему отцу в моем присутствии: « Ты больше этого городского жулика мне не привози».
– По прошествии многих лет, когда я уже был офицером и вспомнил за рюмочкой с отцом эту историю, и отец мне рассказал. Что дед не поднимался на этот чердак никогда, уже много лет. Когда началась война и в их поселок пришли немцы, первым делом они согнали всех евреев в большой сарай как раз напротив нашего дома и там их сожгли. Дед спас семью одного еврея, своего соседа и всю оккупацию они жили на этом чердаке.
– Дед был хорошим ветеринаром, еще в русско-японскую воевал и поэтому к нему часто обращались немцы помочь с их лошадьми. Но каждый раз когда они появлялись на его дворе он прощался со своей семьей. Вот такая история из прошлого.
–
– Но все-таки если этот день закончится для меня благоприятным исходом, в чем я пока не уверен, и когда нибудь я увижу своего внука я стану для него самым лучшим дедушкой на свете. Я знаю каким он должен быть настоящий дедушка, ведь я его так долго рисовал в своем воображении, когда мечтал быть любимым внуком. Я стану для него настоящим и преданным другом. Я буду жить его жизнью, играть в его игры, рассказывать ему разные истории и конечно буду баловать , реализуя все его детские хотелки. И кроме своего Жильбера попытаюсь передать ему что то более полезное и нужное в жизни. Но самое главное я постараюсь оставить для него память о его счастливом детстве. Может она пригодится и ему когда-то, как и мне сегодня за которую в своем детстве я заплатил целых три рубля. За фотографию лысого и ушастого паренька, который сегодня меня пытается чему то научить.
– Я держал в своих руках себя шестилетнего и слушал, что он пытался мне рассказать своим взглядом.
– Ты
В день отъезда я пришел на могилу отца по настоящему с ним проститься и по-настоящему заплакал. Не заставляйте своих детей часто плакать в детстве, иначе у них не останется слез, которые они должны пролить на вашу могилу, вдруг подумалось мне. Но у меня они все-таки нашлись, за которые в детстве я заплатил три рубля. Это совсем небольшая цена за слезы прощения и покаяния, к сожалению запоздалого.
Я плакал и вспоминал каким я был жестоким и мстительным по отношению к своему отцу за свои детские обиды , вознесенные на пьедестал.
Я старался избегать разговоров с отцом и часто уходил из комнаты когда мы оказывались там одни.
Я даже отказался от своей детской мечты стать историком- археологом и поступил в военное училище лишь потому что не хотел от него зависеть.
И потом приезжал в отпуск только в гражданской одежде а не в военной форме, чтобы лишить его возможности пройтись со мной по улочкам нашего городка, гордящимся своим сыном-офицером.
Да, я плакал над отцом и над собой. Над тем что не сложилось так как нам хотелось. Как должно быть по настоящему между отцом и сыном. Над тем что ты понимаешь только тогда когда что то теряешь, дорогое для тебя и ничего уже невозможно исправить, даже с помощью этой душевной росы, текущей из твоих глаз.
Как ты мог упрекать своего отца, цепляясь за его обидные слова в твой адрес, что он любит тебя меньше чем тебе кажется и меньше чем твою погибшую сестру? Как ты посмел из всего этого сделать вселенскую трагедию длинною в твою маленькую жизнь?
Ведь даже если твой отец отдал все запасы отведенной на его жизнь любви своей дочери и вся эта любовь умерла вместе с ней, неужели он в этом был виноват?
И вместо того чтобы ему помочь и быть благодарным за подаренную жизнь ты просто наслаждался ей до поры до времени и держал в кармане фигу, чтобы при случае ему показать. Хорош сынок, ничего не скажешь.
Меня охватило какое то невообразимое чувство разочарования в самом себе. Ведь я долгое время считал, что в том, что я уже давно живу в каком то мифическом пространстве между жизнью и смертью, как будто не жив и не мертв, виноват мой отец. А он лежит здесь рядышком, два метра под землей и словно говорит мне оттуда: Ну разве может отец пожелать такого своему сыну?. И я слышу его и с ним соглашаюсь. Да папа ты не в чем не виноват. Я уж как то сам постараюсь справиться с самим собой, но уже без тебя.
Когда я возвращался домой моя старая трехрублёвая фотография ехала со мной в багажнике машины бережно упакованная. Я отдал уже много тысяч американских рублей различным специалистам в области сознания и подсознания, которые выворачивали мой мозг наизнанку, но никто мне так не помог разобраться в себе, как этот пацан, протянувший помятую советскую трешку дяде фотографу в далеком 1966 году. И его счастливый портрет лежит рядом со мной, как билет за проезд в нашу другую жизнь. В которую мы едим вместе уже без страшного греха – обиды на своего отца.