Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– Об этом я как раз и не знал.
Майор лишь тряхнул головой.
– Боже, я поверить не могу, что кто-то и вправду мог здесь держаться двое суток, располагая лишь горсткой стариков без какого-либо тяжелого вооружения. Невероятно. На такое способен только истинный немец!
Холмс застриг ушами, пытаясь сдержать выражение веселья на лице. Майор взял Шильке под руку.
– Герр капитан, вы повели себя образцово, именно так, как следует. Очень гибко и последовательно, как того требовали ситуация и… отчизна. Еще сегодня отправлю рапорт по вопросу награждения вас Железным Крестом.
Шильке хотел ответить в соответствии с уставом, но танкист сдержал его рукопожатием.
– Если бы все думали и действовали как вы, то немцы наверняка были бы самым счастливым на земле народом.
– Вот в этом я как раз не сомневаюсь, - вырвалось у Холмса, который знал
День шел за днем. Один похожий на другой, каждый из них немилосердно длинный, никакой, безнадежный. Растягивающиеся часы складывались из пухнущих минут, содержащих мириады секунд. Собственно говоря, он даже и не одевался, так, накидывал халат на пижаму, а единственным контактом с окружающим миром была экономка, которую посылал за сигаретами. Иногда он перелистывал старые атласы, различные пожелтевшие карты потом свисали из разных мест в которых удалось их разложить. Иногда он раскладывал пасьянс, но никогда не доводил дело до конца. И так ничтожный запал быстро гас. Иногда в голову приходила мысль о Рите. Может, позвонить? Пригласить? Куда-нибудь пойти? Ну хорошо, хорошо, только потом. Все более он становился похожим на своего книжного прототипа, гениального Майкрофта, совершенно лишенного жизненной энергии. А ему то что. В конце концов, он находился на больничном. Вот интересно, неужели американцы именно это называли post-battle trauma? Или это был посттравматический шок? Чушь, ведь особых травм он не переживал, в истинном бою участия не принимал, так, всего лишь стычке.
Совершенно не желая того, локтем он снес чашку с остатками кофе. Черный ручеек на полу сразу же принял форму кровавой струи, вытекающий из спины ветерана на снегу в окопе. Хммм… Означает ли это, что теперь он сделается алкоголиком и наркоманом, а потом еще и покончит с собой? Шильке неспешно анализировал собственный разум. Единственное, что он там обнаружил, это желание съесть сладкую булочку с джемом. Но желание и не настолько настырное, чтобы его тут же реализовывать. Он тяжело вздохнул и закурил сигарету. А может, сигару? От влиятельного директора из Берлина Шильке получил весь набор заказанных цацек, вместе с автоматом Томпсона и десятком пачек патронов диаметром с большой палец. Там же имелись и сигары. Так! – принял он решение. Сигара! Ведь Майкрофт банальной сигареты курить бы не стал. Эта мысль заставила Шильке покинуть нагретое кресло. Он долго копался в выставленных под стенкой ящиках германской почты. Боже, сколько же странных вещей имелось у американцев! И что самое странное, все это они забирали с собой на фронт. К счастью, здесь же имелось несколько пар нейлоновых чулок, которые он заказал для Риты. Вот интересно, на кой ляд нечто подобное солдату в окопе? Сами их натягивали или как? Тут Шильке стукнул себя ладонью по лбу. Как это на кой ляд? Элементарное средство для соблазнения, причем, без обвинений в насилии или принуждении, любой француженки. А так же любой немки – через минуту прибавил он про себя.
Уставший Шильке возвратился на кресло. Несколько отдохнув от трудов праведных, он закурил сигару. В течение долгих нескольких минут он размышлял: блевануть сразу или отложить на пото. Ленивые размышления прервала экономка, открывшая двери.
– Прошу прощения, - шепотом сообщила она. – К герру капитану посетитель. Я говорила, что герр капитан болен, но…
– Только этот посетитель, - Холмс осторожно отодвинул женщину и вошел в комнату, - не из тех людей, которые верят во все, что им говорят.
Решительным тоном он поблагодарил экономку, одновременно закрывая дверь. Как обычно, Холмс был сияющим, свежим и пахнущим одеколоном с каким-то восточным ароматом.
– О, - сказал он, снимая перчатки. Этот звук не представлял собой изумления или утверждения какого-то факта. Затем он подошел поближе, наклонился и понюхал Шильке. – Ууу? Ты ничего не пил.
Шильке выдул в его сторону клуб густого дыма.
– Таблетки? Укольчики?
Новый клуб дыма.
– Ага, тогда все ясно. – Холмс сбросил толстое пальто из верблюжьей шерсти и бросил на спинку стоящего у письменного стола стула. Сам же занял место во втором кресле.
– Ну что, помолчим?
Шильке даже не глянул в его сторону. Ему не хотелось поворачивать голову. Он слышал только шелест бумаги. Гость явно просматривал какую-то из брошенных старых карт.
– Испания, - услыхал он через какое-то время. – Я читал все газеты период гражданской войны. Тогда я страстно увлекался подобными вещами, мы спорили с коллегами. А знаешь?
34
Ян Хризостом Пасек (польск. Jan Chryzostom Pasek; ок. 1636—1701 или 1705) — польский дворянин (шляхтич) и писатель-мемуарист. Бывший не раз приставом у русских послов, приезжавших в Варшаву, Пасек обо всем виденном и слышанном им во время домашней, лагерной и политической жизни оставил написанные им в конце жизни (приблизительно в 1690—1695 годах) мемуары под заглавием "Pamietniki", которые были обнаружены в конце XVIII века и впервые изданы в 1821 году, затем были переизданы в Познани в 1836; 10-е издание вышло в Санкт-Петербурге в 1860 году. Повествование заканчивается на времени правления короля Яна Собеского и описывает как мирную жизнь шляхты, так и военные походы.
– из Википедии
– Не до смеха мне или болтовни о каким-то там Пасеке. – Шильке сбил пепел с вонючей сигары. – Но в одном ты прав, - вздохнул он через какое-то время.
– Ммм?
– Достаточно, что ты наступил на мозоль моих амбиций, и я уже чувствую прилив энергии.
Холмс позвал экономку и попросил принести кипяток и две чашки. Сморщив нос он поднял с пола какой-то сосуд и понюхал, после чего вынул из кармана пальто пакетик с настоящим кофе.
– Расскажи, а как на все это отреагировал Титц?
– Умножил количество моих врагов.
– Ну, на врагов, положим, теперь ты можешь плевать. Он точно был восхищен?
– Естественно. Это, как раз, ему удалось.
Когда экономка принесла требуемое, Холмс быстро заварил кофе, подсыпав в чашки немного корицы. После этого он вновь устроился в кресле и с интересом слушал.
– На совещании при всех он приказал открыть шампанское. Поднял бокал и бабахнул из головного калибра.
– Ну-ну?
– Он сказал: "Meine Herren, представьте себе, что мой офицер, находясь на больничном, заслужил Железный Крест. Но я вот думаю, а чего заслужили те из вас, которые в это время находились на службе".
– О Господи! И тут же повеяло ужасом, так?
– Тем более, что он тут же прибавил: "Линейные подразделения все чаще присылают заявки на офицеров различных служб. К счастью, некоторые из вас освобождают меня от мук, связанных с дилеммой выбора".
– Это он круто сказал. То, что называется эффективной мотивационной политикой.
Шильке печально кивнул. Кончиком пальца он передвинул лежащий на столешнице орден.
– За этот кусочек металла гибли настоящие герои. Я же получил его за то, что грабил бриллианты в тылу.
Холмс лишь вздохнул.
– Да не бойся ты. За те акты, которые должны были быть сожжены, а я их выкупил, командование повесило мне "Виртути Милитари" [35] . Это тоже такая жестянка, за которую люди отдавали свои жизни. Я же получил его за пачку никому не нужных бумаг.
– Выходит, у нас обоих одинаковая моральная дилемма.
– Ты говори за себя, - Холмс сделал глоточек кофе. – Я по правилам этого мира не играю.
– А по каким же правилам ты играешь?
35
Орден Воинской доблести (Орден военный Virtuti Militari, польск. Order Wojenny Virtuti Militari) — польский военный орден, вручаемый за выдающиеся боевые заслуги. Учреждён последним королём Речи Посполитой Станиславом Августом Понятовским 22 июня 1792 года в честь победы над российскими войсками в битве под Зеленцами во время русско-польской войны, упразднён в том же году самим королём по политическим мотивам. После разделов Речи Посполитой орден действовал в Варшавском герцогстве. Во время существования Царства Польского назывался "Орден войска польского", после восстановления польской независимости в 1918 году получил название "Орден военный Virtuti Militari". Вручается только во время войны или в пятилетний срок после её окончания президентом республики по представлению капитула ордена. – Из Википедии. Выходит, то ли Холмс чего-то соврал – не было тогда у Польши президента, и неизвестно, собирало ли начальство Холмса капитул ордена, либо Автор чего-то не учел.