Побег из Рая
Шрифт:
— В третий бокс его!-скомандовал полный с неприятным бульдожьим лицом тюремщик, одетый в галифе с красными кантами.
В коридоре было много железных дверей, за ними и были боксы — маленькие помещения для одного человека со скамейкой под стенкой. Стены были исписаны и пол заплеван. Майор Ефимов
— Вы их подстригите! — приказал он главному в галифе.
— Сейчас, что мы на них, изменников, смотреть что ли будем, — ответил тюремщик, приказав мне переодеться в новую серого цвета зековскую одежду.
— Не бойся, у нас здесь не так уж и плохо, — подбодрил молодой прапорщик, уводя меня вглубь тюрьмы, открывая отмычкой одну за другой решетчатые двери.
Женщина-надзиратель неторопливо расхаживала по коридору, выложенному черными плитами. Она подходила к черным металлическим дверям камер, из которых доносился крик, рёв, смех множества голосов, смотрела в глазок и шла дальше. Прапорщик завел меня в пустую полутемную камеру. Я остался один. Здесь было очень тихо, как в подземелье. Я лег на бетонный топчан, покрытый досками и не заметил сам как заснул.
Утром я обнаружил в камере пополнение — двух мужиков, на вид преклонного возраста.
— Еще сутки отсидели, теперь совсем немного осталось, — весело сказал один.
— Надо как-то дубака (надзирателя) попросить махорку с первой камеры забрать, — говорил второй возле открытой кормушки, ставя миски на стол. — Эй, парень, вставай завтракать.
Это он звал меня.
— А разве здесь бывают завтраки? — удивился я.
— А как же! И завтрак, и обед, и ужин. Всё, как на свободе. Подожди, сейчас и сахар принесут.
— А я думал, что только вода с хлебом.
— Нет, нет, что ты! — и они рассмеялись.
Их веселое настроение меня удивляло. Я в это время кроме полного отчаяния, бессилия и безысходности своего положения ничего не испытывал.
— А сколько вам ещё в тюрьме сидеть осталось? — спросил я.
— Пять дней уже отсидели, триста шестьдесят осталось. Мы сидим за нарушение паспортного режима, — смеясь говорили они. — Главное нам зимку здесь перезимовать, а весной на «химию» выйдем. Сегодня вечерком, может в баньку сводят и по камерам раскидают.
— А разве в этой камере мы не останемся? — спросил я.
Мне эти два весёлых мужика понравились и не хотелось с ними расставаться.
— Нет, конечно! Здесь на первом этаже все камеры карантинные, а там постель выдадут и потом веселей будет, — объяснил один из них.
В этой тюрьме они были не в первый раз, и им даже здесь нравилось. К вечеру всё произошло так, как они сказали. Нас повели в баню. Парикмахер, из заключенных, по приказу надзирателя тюрьмы укоротил мне волосы. Нам выдали из прожарки ещё горячие с грязными пятнами со сбитой в комья ватой матрасы. Я шел за надзирателем, приготавливая
17
КАМЕРА №14
Надзиратель посмотрел на листок в руке и стал открывать камеру №14.
— Проходи! — скомандовал он, и сразу за мной захлопнул дверь.
Я стоял в проходе маленькой камеры, заставленной двухэтажными шконками, на которых сидели молодые ребята, разглядывавшие меня. Рядом с дверью за маленьким столом четверо играли в домино.
— Какая статья? — спросили сразу несколько человек.
— Восемьдесят третья, — ответил я, разглядывая камеру, пытаясь понять, кто здесь главный и если что, то успеть вцепиться в него.
— Восемьдесят третья? Государственная кража?
— Нет…
— А что это за статья? — отложив домино, спросили игравшие.
— Переход Государственной границы, — ответил я.
— У-у… — загудела камера и из нижних шконок, как из пещеры, вывалилась ещё куча любопытных.
— Стели матрас здесь, наверху возле меня, — указал мне крепкого сложения парень с короткими и не по годам седыми волосами. — Это очень интересно, после ужина расскажешь.
В это время в двери открылась кормушка и подали большой чайник с кипятком, который именовался «Фан-Фаныч», а за ним — алюминиевые миски с жидкой овсяной кашей. Народ повытаскивал из шкафа с названием «Телевизор» какие у них имелись продукты и мне предложили не стесняться и ужинать с ними вместе.
— Ну, рассказывай, — с нетерпением просили сокамерники, сдав в кормушку пустые миски после ужина.
— О, так ты не один! И вы были в Финляндии! — воскликнули они.
— Зачем вы в этой бане задержались? Идти нужно было, — сыпались советы.
Тут же нашлось несколько желающих бежать со мной за границу, другие с интересом спрашивали:
— А что вы там будете делать, по помойкам лазить?
— А вы там эти помойки сначала найдите, это здесь в Советском Союзе жизнь — сплошная помойка, — парировал я, будучи в глазах слушателей знатоком заграницы. Горячие дебаты прервал стук надзирателя в дверь.
— Всем отбой! Тихо там!
18
ТЮРЕМНЫЕ БУДНИ
Я проснулся. В коридоре хлопали кормушки, гремели чайники. В камере было тихо. Все ещё спали, закутавшись в синие старые байковые одеяла. Окно было открыто. Крепкая решетка намертво была замурована в метровой ширины стены тюрьмы. За решеткой снаружи здания к окну были привешены металлические жалюзи, через них едва проникал дневной свет.