Побег от посредственности
Шрифт:
– Ведь ты спасла меня, а я не хотел ни сражаться, ни даже тебя спасти.
– Это неправда, ты знал, что лишишься жизни, ты сражался словом мужественней, чем кто угодно мечом. Твои слова изменили историю. У тебя свободная душа, и скоро ты меня найдешь.
Помещение снова превратилось в знакомую комнату, люстра и картина вновь оказались на своих местах. Ричард посмотрел на девочку с косичками и улыбнулся ей. Она слезла со стула, подбежала к нему и подала маленькую плюшевую мышку с короной на голове. Ричард взял ее, поставил на угол стола и писклявым голосом сказал:
– София, не приставай к мужчине, мы уходим. – Девочка взяла обратно игрушку и убежала к дверям к маме. Та оглянулась и помахала.
Удивленного Ричарда вернуло к действительности внезапное громкое монотонное пение из рупора.
– Это та самая молитва? – спросил он.
– Слушайте! – настоятельно ответила Виктория.
Ричард уселся поудобнее и прикрыл глаза. Сумбурные мысли и вопросы непослушно бегали туда-сюда, однако монотонное пение муэдзина как будто их упорядочивало, делало возможным внутреннее видение. Я наконец-то начинаю понимать женский мир? В этот момент Виктория взяла его за руку и немного сжала ее. Мир реальности и грез вновь соединился.
Недавно ей исполнилось шестнадцать. Она сидела верхом на коне и оглядывалась вокруг себя с маленькой песчаной дюны. Была ночь, неподалеку постепенно утихала Яффа, в которой еще несколько минут назад она пила вино с друзьями, только несколько огоньков поблескивали то тут, то там. Теплый морской воздух дул ей в лицо и нес в себе запах гниющих водорослей, смешанных с ароматом морской соли. Девичьим взглядом она принимала мир с настоящей открытостью, но и уязвимостью. Ее терзало нечто неуловимое, она чувствовала, что за этим стоит, но отказывалась это признавать.
– Саломея, поторопись вниз, к нам. – Юноша с девушкой как раз галопом доскакали к морю и махали ей.
– Уже иду! – закричала она и с любовью обняла шею своего коня, тот радостно замотал головой. Она поражалась его мощи, мышцам, лошадиной гордости, замечала его настроения и радости, чувствовала их взаимную гармонию. Она легонько хлестнула его, и он стал осторожно спускаться по рассыпающемуся песку, чтобы не уронить свою госпожу. Еще до того, как они оказались на пляже, парочка сбросила с себя одежду и забежала в море. Она соскочила с коня и стала медленно раздеваться. Любовные игры этих двоих причиняли ей все больше и больше боли. Она с ревностью наблюдала, как юноша иногда слегка целовал девушку, гладил по груди, а она отвечала тем, что прыгала в новую волну. Почему? Ведь Ирод – ее брат. Она завидовала ему то, что у него была девушка, в то время, как у нее никого не было? Почему она хотела бы быть в объятиях своего брата? Неужели она любила его не как сестра, а как женщина? Неужели она странная, ненормальная, нарушала заповеди? Как же так, что в своих фантазиях она обнимается с Иродом и страстно любит?
Юноша с девушкой выбежали на берег и улеглись на мелкий влажный песок. Их взаимные поглаживания усиливались. Неожиданно девушка посмотрела на нее.
– Саломея, ты так красива, иди к нам. – Та сконфуженно сделала пару шагов и улеглась рядом с девушкой. Ирод встал на колени, его эрегированный член придал обеим больше смелости. Их любовное возбуждение и поглаживания усилились. В тот момент она была счастлива, наконец-то ей не нужно было искать предлог, чтобы прикасаться к своему брату.
Ирод вновь опустился
Откуда-то закралась грусть. Она почувствовала себя обманутой, раненой, использованной. ОН забыл про нее. Желая это изменить, она села на Ирода и постаралась всунуть его нестоящий член во влагалище. Он мягко оттолкнул ее.
– Ты все же не можешь спать с братом. – Он и девушка снова засмеялись. Ирод прижал девушку к себе и вновь засунул свой эрегированный член.
Это было глубокое унижение, брат обидел ее, отверг, она никогда ему этого не забудет. Опьянение от вина быстро сменилось отрезвлением. Она встала и вбежала в море. Высокие волны играли с ней и помогали вернуть радость от собственной жизни. Однако где-то глубоко вместо девичьей, эгоистичной любви зарождалась ненависть, жажда отомстить, забрать его мужское тщеславие. Невидимая рука мгновения определила ее жизненную миссию.
Пение стихло, и Виктория медленно освободила руку Ричарда. Интимность, с которой Виктория открыла свою глубокую тайну, не позволяла ему совершить маломальское движение, произнести хоть слово.
– Ричард, посмотрите на меня, я должна вам кое-что объяснить, – сказала настойчиво Виктория.
Она развернулась и посмотрела в его затуманенные глаза.
– Я не знала, что случится, – эта история возникла сама собой.
– Это не был ваш замысел? – отважился спросить Ричард.
– Я бы постеснялась пустить вас так глубоко.
– Вы не знали, почему Саломея стала такой жестокой и бесчувственной? – Мороз пробежал по телу Ричарда. Пожирающая ненависть преследовала его, даже когда он перестал быть Иродом. Его отношение к Саломее, однако, стало иным, более мягким, понимающим.
– Я думала, что из-за дворцовой скуки и интриг всего лишь вырос разврат. Сейчас вы знаете, что во мне, так же как и я. – Боже, что мне нужно сделать, чтобы простить себя. Виктория протерла морщинистое лицо и стерла влагу с век. – Во мне росла ненависть, и я подпитывала ее каждой новой жертвой. Я удовлетворяла себя этим, чувствовала радость от каждой его боли, моя человечность исчезла. – Она убрала волосы назад, как будто бы хотела еще больше подчеркнуть чувство вины. – Люди думают, что ненавидят, но, по сути, они всего лишь равнодушны или завидуют, но Саломею пожирала ненависть. Это было больно, жестоко, но при этом величественно, потому что по-настоящему ненавидеть можно только кого-то исключительного, в плохом или хорошем смысле, и моя ненависть была подлинной.
Неожиданно на стол упал и отразился луч солнца. Ричард прищурил глаза.
– Девичьи переживания и чувства мне кажутся более взаимосвязанными и сложными, чем юношеские. В шестнадцать лет я мечтал о приключениях, успехе и голых девчонках. Любовные разочарования беспокоили меня пару дней, но после их перебивали новые вещи, меня не интересовали отношения. Что от Саломеи сохранилось в вас?
Виктория глубоко вздохнула и сморщила лоб.
– Глубокий стыд и вина, которая меня пожирает, иногда, однако, вновь и вновь по какой-то причине возвращается жажда мести. Я учусь постигать зло, понимать, где оно появляется, справляться с ним, но пока это выше моих сил. Саломея не хотела быть плохой, но все же поддалась злу.