Побег от посредственности
Шрифт:
Ричард согласно кивнул.
– Меня по-прежнему мучает это, я стараюсь ее простить, но всякий раз неожиданно ко мне снова возвращаются прошлое, упреки, злость, обида. Как научиться не наказывать, а прощать?
– А что, если прощение – это наивысшая форма защиты и любви к самому себе? Что, если это не христианская выдумка, а выражение понимания реального мира, который не является и не может быть справедливым? Вместо того, чтобы прожить свою жизнь, мы топим себя в обидах, мелкой мести, ощущениях удовлетворения и тайно раздаем вокруг удары под маской хороших советов и доброжелательности. Каждый наш добрый поступок
– Сам для себя? Что вы имеете в виду?
– Настоящее добро дарит вам радость само по себе, а простить – значит, прежде всего, перестать наказывать самого себя, освободиться и вернуться к самому себе, не заниматься жизнями других, не анализировать, не оценивать без конца их поведение и действия, а взять на себя ответственность за собственную жизнь. Если вы это сможете, однажды вам удастся преодолеть самого себя и подарить добро и прощение другим.
– Фуф, это сложно, – сказал Ричард и неожиданно спросил: – Саломея смогла простить Ирода?
– О, мальчик перешел из обороны в наступление. – Виктория сначала засмеялась и минутку сомневалась, как будто что-то обдумывала. – Та история еще не закончилась, Ирод по-прежнему глубоко в болоте, а Саломея преодолевает свою жажду мести.
– То есть еще не готова простить, – добавил Ричард менторским тоном.
– Легко советовать другим, – насмешливо ответила Виктория.
– Так что им нужно, чтобы история закончилась?
– Саломея и Ирод должны разрешить свои отношения, – таинственно ответила Виктория.
Алое утреннее солнце поднялось над горизонтом и запылало. Обессиленные, они наконец-то добрались до машины и устало сели в нее, Виктория завела мотор, вдавила педаль, и машина медленно тронулась.
Ричард и женская душа
У тебя будет все, что ты пожелаешь, несчастная! (Платон)
Спустя чуть менее часа Виктория въехала на шоссе в Тель-Авив. Ричард из последних сил боролся со сном, вдруг веки тяжело закрылись, и их не получалось разлепить, голова бессильно опрокинулась назад, и тело провалилось в глубокий сон.
Была ночь. Он лежал на траве в городском парке у маленького озерца. Около него сидела хрупкая девушка в светло-сером платье, играла на гитаре и низким голосом пела:
«Если бы я выложила на стол все свои вещи,
кто бы любовался этой пустотой?
Если бы я исчезла c паркета вечности,
кто бы заметил, что пропала лишь тень?
Если бы я нашлась, как потерянная подкова,
кто бы меня поднял просто так, на счастье?
Если бы я споткнулась о землю или камень,
кто бы помог мне, кто бы меня поднял?
Поднялось бы сердце, которое не танцует под свист,
но чувствует свою подкову в моей приветливой пустоте.
Тогда
и любовь, пульсирующую в моем дуэте».5
Ведь это его стихотворение! Ему было шестнадцать, фантазия, полная романтики, любовных поцелуев и нежных прикосновений, не давала ему спать, сердце бешено колотилось, он зажег маленькую лампочку, вытащил из стола дневник Moleskine – он не припомнил, однако, чтобы дневник туда кто-то клал, – нашел острый карандаш и начал писать. Каждую ночь он писал одно стихотворение, в которое он вкладывал все, что в тот момент чувствовал – задумчивость, радость, разочарование. За два года он заполнил стихами пять блокнотов – со временем куда-то засунул и забыл про них.
– Откуда ты его знаешь? Я никогда никому его не показывал. – Он робко взглянул на девушку – у нее были темные рыжие густые волосы, слегка веснушчатое маленькое личико, тонкие пальцы. Ее запах напоминал запах комнаты со старой мебелью, пуховыми одеялами, в которую через открытое окно проникал аромат цветущей липы.
– Красивое стихотворение, почему ты больше не пишешь?
Он протянул руку и прикоснулся к ее лицу. «Куда ты пропала». Девушка, однако, внезапно стала выглядеть напуганной, и ее лицо превратилось в лицо мамы. Она озабоченно стояла над ним и гладила его по волосам. «Проснись, открой глаза, к тебе вернулась мама».
Он дернулся. Автомобиль скользил по обочине и едва удерживался на проезжей части.
– Виктория! – закричал Ричард и дернул за руль.
– Прошу прощения, очевидно, микросон, – уставшая Виктория направила машину обратно на полосу.
– Остановите! – решительно приказал Ричард, и Виктория, как ни странно, его послушала. Они поменялись местами, и Ричард вновь въехал на шоссе.
– Почему вы меня не разбудили? – спросил он укоризненно. Ответа, однако, не было. Он взглянул на попутчицу, спящая Виктория выглядела так, как будто выпила шесть стопок и выкурила несколько косяков. Ричард быстро привык к управлению и вновь погрузился в свои мысли.
Его мама появилась в момент самой большой опасности и спасла ему жизнь. По лицу стекло несколько маленьких капелек. Возможно, именно сейчас он сможет изменить свое отношение к женщинам, которое было слишком наивным и романтическим, он любил в них что-то, чего у них, собственно, и не было. Он идеализировал их, как и все вокруг себя? Ведь он был так разочарован, унижен первыми серьезными отношениями, что новые уже не хотел начинать. Она была уверена в себе, спортивна, амбициозна, на несколько лет его старше. Помыл посуду – плохо, сходил в магазин – никогда не купил того, что должен был, взял билеты в театр – плохие места. Он чувствовал себя неспособным и непрактичным… Женщины, с которыми он знакомился, были намного прагматичнее, чем он того хотел. Он не желал нового разочарования.