Побег от прошлого

Iriri

– Вы знакомы меньше года и уже называете себя близкими друзьями? – Ну, кто бы сомневался, что она упустит шанс проехаться туда-сюда по каждому сказанному Элем слову… - Немного самонадеянно.

– И, тем не менее, это так, - сохраняя ледяную невозмутимость, подтверждает Бейонд. – А сейчас, будьте добры, ваши сумки.

– После зайдите ко мне, хочу переговорить с вами, - не допускающим возражения тоном произносит мама. – Мне не нравится, что Кристен связалась неизвестно с кем.

Когда мы всей гурьбой поднимаемся по лестнице на второй этаж, я встречаюсь взглядом с Бейондом, и в его глазах читается такая ошарашенность и такое недоумение, что я не выдерживаю и начинаю сдавленно беззвучно хихикать. Слава богу, я иду последней, так что никакого риска, что кто-то это заметит. Еще раз глянув на Бейонда,

я опять прыская, потому что на этот раз он обреченно качает головой, словно желая этим сказать «А я еще жаловался, что придирки Саю-чан ужасно утомительны». Ну да, все познается в сравнении, и безобидные неловкие нападки Саю, которую так легко было поставить в тупик, не идут ни в какое сравнение с железной дисциплиной моей мамы, которая сама кого хочешь на место поставит без особых проблем. И с ней те же самые приемы, что и с Саю, не прокатят. Думается, даже словоблудие братьев тут окажется бессильно. А что, будет даже интересно послушать, о чем же мама будет с ними говорить. И плевать, что подслушивать под дверью недостойно – для меня это правило утратило всякую силу после того, как я бесстыдно подсматривала за Саю и Бейондом. Чую, будет весело.

В итоге мне еще и приходится выслушивать длинную и нудную речь по поводу того, что комнату, в которой всегда располагались мои родители, когда приезжали, сейчас занимает Саю, и им приходится ютиться в «какой-то кладовке». Когда, наконец, вещи разложены, папа и Джейн идут вниз, а мама остается в комнате устраивать Элю и Бейонду допрос с пристрастием. И когда дверь комнаты захлопывается, я просто бесцеремонно усаживаюсь на пол и слушаю, ничуть не беспокоясь, что меня могут застукать, как и последствий этого.

– Расскажите о себе, - коротко требует мама. – Ведь вы не местные, насколько я вижу.

– Совершенно верно, миссис О’Хара, - подтверждает Бейонд. – Мы родились и выросли в Великобритании.

– Ну, кто бы сомневался, - она явно искривляет губы в своей излюбленной манере, когда ей что-то не нравится. – Мало того, что Кристен связалась с японцами, так теперь еще и англичан в свой дом притащила. – Шумно выдохнув, она продолжает допрос. – Кто ваши родители? Где работают?

Блин, ну нашла, что спрашивать… Сейчас такое начнется… Глянув в замочную скважину, я вижу, что, кажется, тревога была ложной, и кидаться на маму с кулаками братья не спешат. Кажется, они даже не испытывают негативных чувств по поводу этого вопроса. Неужели, смирились? Или успели за такой короткий срок морально себя подготовить? Впечатляет.

– Отец работал в Скотланд-Ярде, а мама была ведущим репортером в «Таймс», - ровным голосом отвечает Эль, и на его лице не дрогает ни один мускул.

– Вот как? – переспрашивает мама. – А сейчас не работают?

– Не работают, - эхом отзывается Эль. – Потому что они мертвы. Убиты. Отдали свои жизни, исполняя свой долг. – А потом немного склоняет голову на бок и адресует ей ледяной взгляд. – Еще вопросы?

– Прошу прощения за свою неучтивость, - ни секунды не колеблясь, склоняет голову мама, но довольно скоро возвращает разговор в прежнее русло. – Значит, сейчас вы живете одни?

– Почему же одни? – подает голос Бейонд. – У нас есть дедушка. Правда, он болен и лежит в больнице. Не знаю, говорит ли вам что-то это имя, но наш дед – Квилиш Вамми.

– Вы просто потрясающего мнения о моих умственных способностях, молодой человек, - мама говорит таким голосом, словно ей плюнули в душу. А потом подумали, и плюнули еще раз. – Вы считаете, что я могу не знать столь известного человека?

– Вас еще что-нибудь интересует, миссис О’Хара? – спрашивает Эль прежде, чем Бейонд ответит на предыдущий вопрос.

– Довольно невежливо уходить от прямого вопроса. – Как и следовало ожидать, сменить тему разговора, если предыдущая ее еще волнует, она не позволит.

– Что невежливо, так это ковыряться в душе у человека, даже несмотря на то, что ему это неприятно, - резонно возражает Бейонд. – Если вам действительно что-то интересно о нас узнать, то спрашивать надо нормально, по-человечески. Вы для нас никто и зовут вас никак, так что мы вовсе не обязаны рассказывать вам что бы то ни было. И если у вас такая острая неудовлетворенность жизнью, то советую вам сперва навести порядок в собственной голове.

Даже

отсюда я вижу, как широко распахиваются мамины глаза, и в них нет возмущения, злости, презрения – ничего, кроме удивления. Я, пожалуй, и не возьмусь вспомнить, когда ей последний раз говорили слово против, да еще и таким дерзким тоном. На моей памяти, кажись, такого вообще не было ни разу. Что ж, неудивительно, что она так растерялась. Но, думается, это ненадолго. И, словно в подтверждение моих мыслей, ее губы сжимаются в ровную черту, а глаза чуть ли молнии не начинают метать.

– Да как вы смеете!

– В детстве вас определенно сильно притесняли, - проигнорировав ее высказывание, продолжает Бейонд. – Возможно, из-за ваших очков, которые вы с возрастом сменили на контактные линзы. А может, из-за того, что вы росли в неблагополучной малообеспеченной семье? В детстве вами никто не занимался, потому что вас растила мать-одиночка, вкалывающая на двух работах, чтобы содержать семью, не так ли? Ваш костюм просто безупречен, однако, ваши дешевые безвкусные туфельки, которые к нему совершенно не подходят, сразу бросаются в глаза. Мать совершенно не привила вам чувство вкуса, ей было просто не до вас. А в школе вас дразнили из-за поношенной одежды. Вы были очень закомплексованной девочкой, и с возрастом эти комплексы только крепли. При знакомстве с другим человеком сейчас вы пытаетесь произвести впечатление своим внешним видом, но при этом игнорируете мелкие детали. Налицо желание доказать людям, что вы хоть чего-то стоите. А еще вам очень не везло в браке. Ведь я не ошибусь, если скажу, что ваш нынешний брак уже третий по счету? Первый муж держал вас в черном теле и постоянно поднимал на вас руку. И тогда вы решили, что сами станете главой семьи, верно? Но ваш второй муж был в корне с этим не согласен…

Я слушаю его, раскрыв рот. Мой мозг просто отказывается понимать, каким образом, до этого ни разу не встречаясь с моей мамой и даже ничего о ней не зная, Бейонд смог прочитать ее, как открытую книгу. Тема ее прошлых браков вообще была под запретом, и последний раз мы об этом говорили черте когда. А о том, что ее воспитывала мать-одиночка, не знала даже я, но судя по выражению маминого лица, Бейонд попал в «яблочко» и в этом.

– А потом, наконец, вы нашли мужчину, идеально подходящего под ваши запросы. – Кажется, Бейонд и не думает останавливаться на достигнутом, и успокоится только тогда, когда выскажет все, что крутиться у него в голове. – Мужчину, принявшего вас такой, какая вы есть. И вы, наконец, смогли проявить себя в полной мере. Помня, в каких условиях росли вы сами, вы постарались сделать все, чтобы не повторить ошибки своей матери, и полностью углубились в воспитание дочерей, не замечая, что своей чрезмерной заботой ломаете им личности. Вы, никогда по-настоящему не знавшая материнской любви и заботы, сами решили стать идеальной матерью и с детства стали навязывать Кристен и ее сестре свои жизненные принципы, строго карая любую их самостоятельность. А когда Кристен отказалась принимать происходящее, как должное, вы махнули на нее рукой, пустив ее дальнейшую жизнь на самотек. Точно так же, как в детстве мать, ввиду занятости, махнула рукой на вас. По сути, вы отказались от нее, уделяя все свое внимание младшей дочери. И сейчас, когда она выросла без вашего навязчивого участия, вы считаете, что все еще можете влезать в ее жизнь и решать за нее? Просто поразительно, что при этом вы еще пытаетесь говорить нам о воспитании.

После этих слов Бейонд, наконец, замолкает и выжидающе смотрит на маму, словно ожидая, что она еще скажет. Но, судя по ее растерянному виду, говорить что бы то ни было она явно не собирается. Блин, а я еще сомневалась, что у братьев будут проблемы. Очевидно, что неразборчивость в людях не лечится, увы.

– Вон из моей комнаты, - наконец, произносит мама.

Братья только слегка усмехаются, а потом разворачиваются и идут к двери. Мне, наверное, следует уйти, чтобы меня не заметили, но стоит только вспомнить, что мне еще ни разу не удалось скрыть от них свое наблюдение… После Эль непременно подойдет ко мне и спросит в своей излюбленной манере «Развлекаешься, Кристен?» Знаю я его! Так что я никуда не спешу, а продолжаю смотреть в замочную скважину. И успеваю заметить только, как Эль, замерев перед дверью, оборачивается к маме и коротко произносит: