Побег
Шрифт:
– Ерошка, во дворе, кажется, никого. Вперёд!
– шепнул и полез в окно: - Быстрее, не телись тут!
Ерофей последовал за другом, боясь, что сапогом может разбить окно и выдать себя. Но всё обошлось, он благополучно выбрался наружу, спрыгнул вниз, правда, не так ловко, как его товарищ - упал на все четыре точки, чуть не ткнувшись головой в мусорную кучу. «Видел бы Гермес эту крабью стойку - ухохотался бы», - мелькнула мысль. А Гермес тем временем уже вывел во двор Посейдона, своего вороного коня, к седлу которого был привязан другой конь.
– Ну, чего ты корячишься?
–
– Быстрее! Я оседлал и Султана!
Друзья осторожно вывели коней за ворота трактира, и только там вскочили в сёдла. Ерофей в который раз подивился, как всё ловко получается у Гермеса. Шагом, осторожно, чтобы копыта не сильно цокали по мостовой, они проехали несколько кварталов и лишь тогда пустились вскачь. Ажен спал, и только эхо метнулось между домами, стихнув у городских ворот, где они вскоре оказались.
Из караулки выскочили двое заспанных стражников с алебардами. Гермес сдернул с руки перчатку, и в свете луны сверкнул перстень короля Генриха Наваррского. Стражники тут же бросились открывать ворота - в Ажене многие еще были верны Генриху, хотя и шныряли повсюду люди Карла Майенского.
Едва ворота открылись настолько, чтобы мог проехать всадник, Ерофей пришпорил коня и ринулся из города. Гермес, прежде чем выехать, строго напомнил стражникам, что до утра они не должны никого из города выпускать, и поскакал вслед за товарищем.
Некоторое время они скакали по дороге молча, пока не достигли развилки, где дорога разбегалась к Вильневу и Каору.
– Ну, - спросил Ерофей, - как поедем? Ты же у нас знаток всех времен, говори, как будет лучше, - поддел он приятеля.
Гермес кусал ус и сосредоточенно думал, почесывая горбинку носа. На лице метались какие-то тени, словно отражение его мучительных мыслей.
– Ерофей, а что, если мы разделимся?
– наконец спросил он.
Ерофей вытаращился на него:
– Ты что? Обалдел, да? Втянул меня в эту катавасию, а сам… - от обиды он даже слов не находил.
– Пойми, Ероха, - терпеливо начал ему вдалбливать в голову Гермес.
– Вот пустят за нами погоню, на этой развилке решат поехать по той или другой дороге, и если схватят, то одного из нас. Зато другой сможет добраться до Парижа. Ну, понял?
Ерофей тихо спросил:
– А если они тоже разделятся?
Гермес замолк, однако через несколько мгновений сказал, вздёрнув нос:
– Ну, это ещё бабушка надвое сказала - разделятся или нет. Думаю, не допентят. А у нас шансы кому-то остаться в живых возрастают.
– Ну, на кой ляд это нам надо!
– разозлился Ерофей.
– Давай вернёмся обратно!
– Мы же слово дали доставить письмо Генриха Наваррского в Париж, для меня дело чести сдержать данное слово, а ты - как знаешь, - от возмущения у Гермеса даже усы встопорщились.
– Ну, хорошо, - согласился Ерофей, - давай сделаем так, как ты предлагаешь.
– Эгей, это уже другой коленкор, - повеселел Гермес и вытащил из кармана золотую монету.
Ерофей удивился, откуда она у Гермеса. «Спёр, наверное, где-нибудь», - с полной уверенностью решил он.
А Гермес тем временем подкинул
– «Орёл» - значит мне в Каор!
– он ловко подхватил монету на лету в кулак, потом разжал руку, и на ладони тускло сверкнула «решка».
– Ну что же, тебе выпал Каор, дорога туда, говорят, спокойная, а я двигаю в Вильнёв. Счастливо тебе, дружище! Встретимся в Лиможе!
– и тронул коня.
– Скатертью дорога!
– совсем не по-доброму пожелал Ерофей товарищу, всё ещё обижаясь на него, понимая, однако, что Гермес прав. Лучше разделиться, тем более что у Гермеса находится перстень-пароль, а на груди Ерофея покоится запечатанный пакет, хотя оба знают и устное сообщение. Ерофей измучился, пока выучил текст письма, кроме того, Гермес заставил Ерофея вызубрить и самые необходимые фразы, нужные для общения в дороге.
Ерофей тяжело вздохнул и поехал по другой дороге.
Ох, и зачем они ввязались в эти междоусобные войны французского короля и его восставшего вассала герцога Майенского? Впрочем, Ерофей благодарен Гермесу, что спас его, в самом деле, от неминучей беды. А беда, теперь Ерофей это понимает, и впрямь стряслась бы…
… Тот чудесный вечер, воспоминания о котором так бесцеремонно прервал Гермес, закончился в спальне Изольды, где Ерофей оказался незнамо как. И это его было первое сближение с женщиной, но «боевое крещение» завершилось большой неожиданностью - открылась дверь, и на пороге возникла мать Изольды.
– Ах, мама!
– испуганно вскричала Изольда и спряталась под одеялом.
– Боже мой!
– воскликнула мама, заламывая руки.
– Изочка! Молодой человек, извольте немедленно объяснить, что вы тут делаете?
– Я… я… - начал заикаться Ерофей, чувствуя, как холодеют все его конечности: руки-ноги и так далее, а недавно - подумать только!
– это «так далее» пламенело, как раскалённый в горне штырь.
– Я… я… как честный человек, прошу руки вашей дочери, - язык выговаривал эти слова, а сердце молчало - Ерофей понял вдруг, что совсем не желает стать мужем Изольды, к тому же что-то ему подсказывало, что Изольда тоже не очень стремится выйти за него замуж.
Но слово - не воробей, вылетит - не поймаешь, и потому месяц спустя Изольда и Ерофей «предстали перед алтарем», то бишь, оказались в загсе. Пройдены были все процедуры, им осталось только поставить свои подписи в журнале регистрации браков, Изольда уже это и собиралась сделать, как над ухом Ерофея раздался шёпот:
– Балда, ты же не любишь её, и она тебя не любит, просто Изольда беременна и поймала тебя, дурилу, на крючок! А ты и растаял, бестолковый ловелас.
Ерофей оглянулся и увидел за спиной высокого кудрявого парня, серьезно глядевшего на него, но в глубине глаз его плясали лукавые чёртики, и Ерофей мгновенно всё вспомнил. Гермес! Его беспечный приятель, с которым он расстался несколько месяцев назад, его товарищ по невероятным приключениям, которые - Ерофей так до сих пор и не понял - наяву были или во сне, а вот сейчас стало ясно - на самом деле были те приключения, и Гермес - всё тот же, только усы отрастил.