Побочный эффект

Хоуки Рэймонд

– Привет, Нортон, – не вставая, сказал актер.

– Привет, Джефф. Спасибо за гостеприимство.

– Я должен был принять тебя после той истории. Только не повторяй свою чушь, будто приехал насчет работы. Выпьешь пива?

– С удовольствием.

– Сейчас принесу, – сказал Филдс. – У меня в кабине холодильник.

Он пошел в кабину и через минуту вернулся с двумя холодными банками пива.

– Ты, кажется, южанин? – спросил он Нортона.

– Да. Из Северной Каролины.

– Как ты говоришь – «холодильник» или «ледник»?

– В детстве говорил «ледник».

У нас в буквальном смысле был ящик, куда клался лед. И до сих пор иногда так говорю. А почему ты спросил?

– Я как-то снимался в фильме, где действие происходит в Миссисипи в тридцатые годы. И с трудом убедил режиссера, что мне надо говорить «ледник».

– Этот фильм я видел. Ты играл там бутлегера [6] . И притом отлично. Мне надоели картины о Юге, где исполнители главных ролей говорят с бруклинским акцентом.

Филдс улыбнулся.

6

Торговец контрабандными спиртными напитками.

– Слушай, Джефф, – сказал Нортон, – тогда, на Лафайет-сквер, я был с тобой очень груб. Я не поверил твоим россказням. Хочешь, для начала скажу тебе, в чем, на мой взгляд, тут дело?

– Конечно. Валяй.

– Прежде всего я сразу не поверил, что Донна забеременела от тебя. По-моему, в этом повинен Уитмор, и тебя принудили явиться ко мне с этой выдумкой. Я только не могу понять, как ты пошел на такую глупость.

– Почему глупость?

– Почему? Во-первых, глупо без необходимости впутываться в дело об убийстве. К тому же, изложив эту историю под присягой, а дойти до этого могло бы, ты рисковал попасть в тюрьму за лжесвидетельство. Когда выгораживаешь других, Джефф, всегда есть опасность, что они скажут правду и повернутся к тебе спиной.

Актер пожал плечами и стал втирать в грудь лосьон для загара.

– Я не мог понять, какой нажим на тебя оказали, – продолжал Нортон. – Потом ко мне как-то заглянула стюардесса по имени Пенни. Помнишь ее?

– Помню.

– Так вот, в прокуратуре на нее давили, пока она не рассказала все, что знает о наркотиках на твоих вечеринках. Насколько я понимаю, то же самое проделывали и с другими, пока не набралось достаточно показаний, уличающих тебя в употреблении кокаина. Все дело в этом? Так они и скрутили тебя?

– Я вот что скажу тебе, Нортон. Просто теоретически. С такими, как я, правительство может расправиться и без суда. Мне даже могли не предъявлять обвинения. Достаточно было кое-что сообщить в газеты. «Актер обвиняется в распространении кокаина». «Дикие оргии в усадьбе актера». Кокаин сгубил бы мне карьеру, как марихуана Бобу Митчему тридцать лет назад.

– Значит, по-твоему, ты полностью в их руках?

– А по-твоему, нет?

– Нет. Я считаю, что ты совершаешь большую ошибку.

– Послушай, Нортон, если ты сошлешься где-то на мои слова, я буду все отрицать. Но ты недалек от истины. Меня попросили о небольшом одолжении, я отказался, и тут же целая армия агентов по борьбе с наркотиками кинулась с расспросами к моим

знакомым. Я поговорил со своим адвокатом. Совет его был очень краток: «Делайте, что вам говорят». Я сделал. И расследование тут же прекратилось. Так что, видимо, я был не так уж глуп.

– Эй, босс! – окликнул с террасы плосколицый. – Я еду в город. Поручения будут?

– Привези еще пива! – крикнул в ответ Филдс. Тот помахал рукой и скрылся.

– Сейчас здесь только ты и он, Джефф? – спросил Нортон. – Ни шикарных девочек? Ни муэьп.и? Ни вечеринок?

– Вечеринка окончена, – сказал Филдс. – Теперь объясни, в чем, по-твоему, не прав мой адвокат?

– Не прав он в том, что напрасно позволил тебе влезть в неприятности. Что недооценивает твое положение. Конечно, Уитмор может навредить тебе, но и ты ему тоже, а потеряет он больше, чем ты.

– Это – гиблое дело.

– Гиблое дело – это то, чем ты занялся. Послушай, я думаю, тебе известно кое-что о связи Уитмора с Донной, почему она отправилась в Вашингтон повидать его и, может, как она погибла. А если ты знаешь хоть что-нибудь, то незачем поддаваться им. Это они оказались в беде, а не ты. Ты не убивал никого. Зачем тебе покрывать их?

– Потому что они могут испортить мне жизнь, черт возьми.

– Испортить жизнь можно не только тебе. Ты знаешь, кто такой Фрэнк Кифнер?

– Знаю.

– Это он грозил тебе преследованием за наркотики?

– Один из его помощников.

– Хорошо. По возвращении в Вашингтон я повидаюсь с Кифнером. Скажу, что знаю: на Пенни он давил лишь из-за политического нажима Белого дома. И на тебя тоже. Они не имеют на это права, Джефф. Нельзя попирать людей безнаказанно. Нельзя использовать судопроизводство для шантажа. Фрэнк умен, честолюбив и прислушается ко мне. Он вынужден блюсти свои интересы, а я хочу внушить ему, что в его интересах выяснить истину об убийстве Донны. Посоветую побеседовать кое с кем, в том числе и с тобой. Надеюсь, ты поумнеешь и скажешь ему правду.

Филдс медленно, словно под бременем нерешительности, поднялся.

– Выпьешь еще пива? – спросил он.

– Конечно.

Филдс вернулся с двумя банками и протянул одну Нортону.

– Слушай, я хочу задать тебе пару вопросов.

– Спрашивай.

– Для чего ты говоришь мне все это? Что, по-твоему, Уитмор обрюхатил Донну и знает, кто ее убил? Что, собираешься идти к Кифнеру? Не боишься, что я позвоню Уитмору, или Эду Мерфи, или кто там заправляет всем этим и передам все, что ты сказал?

– С Мерфи я разговаривал. Он знает, что я думаю. Сейчас мы играем в покер. Они ставят на то, что я не смогу доказать свою правоту, я ставлю на то, что смогу. А ты находишься между нами.

Солнце клонилось к закату, и от пальм на траву падали длинные тени. Филдс встал и передвинул шезлонг на освещенное место. Нортон остался в тени.

– Бен, у тебя не было ощущения, что ты сражаешься с ветряными мельницами? Что в руках твоего противника полиция, ФБР и прокуратура и что тебе никак не пробить эту стену? Не ведешь ли ты игру – вовлекая в нее и меня – с очень малой надеждой на выигрыш?