Поцелуи под омелой
Шрифт:
С Рудольфом я поняла, что значит фраза «сладость поцелуя». Ни у кого из бывших парней губы не отдавали вишней, политой настоящим шоколадом, хрустящими перьями миндаля и… пряниками. Обычными имбирными пряниками, коими полнились кондитерские магазины в преддверии новогодних каникул.
И чтобы продлить свое наслаждение, я схватила Морозова за плечи и жарко ответила ему. Отдала, так сказать, должное его умению работать языком не только словесно, заодно получила убойную дозу дофамина в мозг. Отлично помогло справиться
– Иван Петрович нас потеряет, – пробормотала я и быстро опустила ресницы, чтобы Рудольф не заметил лихорадочный блеск в глазах.
– Ему сейчас не до нас, – Морозов снова потянулся ко мне. Пришлось подогнуть колени и съехать немного вниз по двери.
Я задрала голову и взглядом поймала темно-зеленые вытянутые листья омелы с россыпью красных ягод, что каплями вина усеяли венок с крупным алым бантом. Не хрусталь – пластик, оно и понятно. Кто в здравом уме повесит стекло на дверь? А настоящие венки поди достань – даже при нынешнем разнообразии почти нереально.
Хм…
Коварный олень подцепил зубами серьгу, возвращая меня обратно в стоячее положение, чтобы продолжить безобразничать. Мои ногти терзали ткань рубашки, Рудольф добрался до шеи и нащупал спусковой механизм мурашек. С губ сорвался вздох, смешались перед глазами краски в неясное пятно; остались только малахитовые радужки и коварное мурлыканье каких-то романтичных глупостей в приоткрытый рот.
Прекрасный образец, жаль, существует исключительно в качестве демоверсии рыцаря на красной машине. Через день или два закончится срок обслуживания, а лицензия выйдет в большую копеечку. Душевную.
– Рудольф? – я прикусила его подбородок и в последний раз втянула аромат вишни.
– М-м-м?
– Копыта на уровне плеч! Сми-и-ирно! – рявкнула так, что бедолага отскочил от меня и чуть не снес елку.
– С ума сошла?! – фальцетом взвизгнул Рудольф, при этом дважды себя ощупал. Вдруг я там чего откусила. – Зачем орать-то? Как будто налоговая пришла за чемоданом денег под моим алоэ в саду!
– У тебя есть чемодан денег, алоэ и сад? – заинтересовалась я, незаметно открывая дверь.
– Нет, но я представил себя вором в СИЗО. Вся жизнь перед глазами промелькнула, когда мои любовно украденные миллионы засчитали в пользу государства. Ужас.
– Плати налоги и спи без задних копыт, – пробормотала я, оглянувшись на образовавшуюся щель. Судя по голосу, Иван Петрович прощался с доченькой. Значит, пора. – Говоришь, надо старичку внимания?
– Ты чего задумала? – насторожился Рудольф и прекратил стенать про истрепанные нервы.
– Закусила удила, рогатый, – я махнула рукой и бросилась в коридор.
Все тот же поворот сюжета, но на сей раз в мою пользу.
Дрожащая рука Ивана Петровича опустилась, пальцы разжались, старенький смартфон упал на паркет. Самое
– Иван Петрович! – позвала я застывшего Штерна, и он поднял на меня пустой взгляд.
Ох, ну и дети пошли. Хотя кто там знает, почему у отца с дочерью настолько безобразные отношения.
Следом за мной из гостиной решительно выскочил Рудольф. Явно намеревался помешать мне выиграть гонку брендов. И затормозил, когда я спросила:
– Не хотите приготовить глинтвейн?
Выстрел в небо, но точно в цель. Омела – символ Рождества. Католики очень ее любили, множество традиций и мифов связано с довольно безобидным растением-паразитом. Мое предложение зажгло не просто интерес, оно вызвало поистине детский восторг в темных зрачках Ивана Петровича.
Однако плечи Штерна вдруг поникли после непродолжительной мыслительной работы.
– У меня нет апельсинов и специй, – вздохнул он. – Давненько не варил себе этот напиток. Обычно его делала Мариночка, но когда ее не стало…
Иван Петрович осекся, а я с улыбкой крокодила повернулась к Рудольфу и пропела:
– Ну ничего, мы с Рудиком все организуем. Да? Сбегает до магазина и поможет мне с готовкой?
Морозов скривился и содрогнулся.
– А нельзя ли заказать? – обреченно спросил он, поняв, что у нас уже планы.
– Разве магазинный напиток сравнится с домашним?! – возмутился Иван Петрович, воодушевленный идеей, и зашагал на кухню. – Вы, молодой человек, многое упускаете.
Едва Штерн скрылся, Рудольф пробурчал:
– Да уж куда там.
– Рудольфик, – злорадно хохотнула я, – будь проще, здесь все свои. Когда-нибудь твои копытца потеряют девственность. Все-таки они существуют не только для переключения роликов на канале и ношения карманного зеркальца для самолюбования.
– Есть же приложения для заказа! – заныл олень. – Принесут, помоют, почистят, сварят – бинго!
– Движение – жизнь, Руди.
– Ты хочешь от меня избавиться и получить контракт.
– Конечно. Не собираюсь терять работу из-за заморочек одного мастера.
Бросаясь колкостями, мы дошли до прихожей, где у небольшой тумбочки притаились модные ботинки Морозова. Взрослые люди, ответственные, деловые – а ситуация, в общем-то, комичная. Работа превращалась в фарс, и никто этому не препятствовал.
– Надеюсь, ты умеешь мыть окна, – заметил между делом Рудольф. Он сунул ноги в ботинки, завязал шнурки, надел пальто и обмотал шею шарфом.
– Зачем? – я склонила голову к плечу, не понимая, какое отношение окна имеют к разговору о магазине.
– Когда тебя уволят за проваленный контракт, возьму уборщицей, – он послал воздушный поцелуй и выскочил на лестничную клетку под мое звериное рычание.