Поцелуй Большого Змея
Шрифт:
– Да, вот она, вот. А что это, мама?
– Так сказано Учителем Праведности: взойдет звезда второго пришествия, и спустится ангел с небес, и отворит сосуды закрытого знания, и откроется Второй Учитель, и освободит мир.
– От чего освободит?
– От нечестия, от злобы, гнева, лжи, подлости, обмана. Сначала Всевышний послал откровение только избранным, а теперь истина станет достоянием всех сынов Завета и всех народов.
– Мама, но я не знаю никакой истины. Мне нечего открывать и нечему
– Не волнуйся, сынок. Истина спрятана в тебе, подобно тому как горчичное зерно прячется в глубине земли. Оно прорастет, и маленькое зернышко превратится в цветущее дерево.
Она еще сильнее прижала меня к себе.
– Я думала, твой путь только начинается, и мне дадут побыть с тобой еще несколько лет. Но тебя уже зовут. Разве ты не слышишь зов?
В ее голосе звучали такая надежда и такое ожидание, что я снова соврал, второй раз за этот вечер.
– Да, мама, я слышу.
Как ессей, я понимал, что такое зов и откуда он может прийти. Сколько я себя помню, разговоры в нашем доме вертелись вокруг этих тем. Для чего душа спускается в мир, в чем назначение человеческой жизни и смысл бытия. Отец беспрестанно объяснял мне отличие ессеев от нечестивых сынов Тьмы, а вечерние рассказы матери, в общем-то, сводились к тем же темам. Я знал, где скрывается истина, и был готов, как ессей, сын ессея, вместе с другими сынами Света выступить на борьбу против сил Тьмы. Но мне так хотелось, оставив в стороне борьбу, истину, смысл жизни и цель бытия, побыть еще с мамой, вот так, прижавшись к ее плечу, раскачиваясь под шорох пальмовых листьев и ласковое посвистывание ночного ветерка.
Я не заметил, как заснул. Меня разбудила мать, тихонько тряся за плечо.
– Вставай, Шуа, скоро рассвет, нам пора идти.
Отец отвел нас в маленький домик, похожий на тот, который мы оставили накануне. В нем жила семья ессеев, нас уложили за тростниковой занавеской в дальнем углу единственной комнаты домика. Я сразу заснул, а когда открыл глаза, солнце уже низко висело над верхушками деревьев. От усталости и волнения я проспал остаток ночи и большую часть дня.
Мама подала кружку для умывания и кусок хлеба на завтрак. Я сильно проголодался и с жадностью набросился на хлеб.
– Сначала молитва, – решительным голосом приказала мать. – Не забывай, ты – Второй Учитель и должен вести себя соответствующим образом.
Я отошел за занавеску и приступил к молитве. Молился я бездумно, по привычке, слова, столько раз повторенные, сами соскакивали с языка. Но все-таки что-то во мне переменилось. Пока мать утверждала, будто я не простой ессей, а избранный, я относился к этому с недоверием. Избранные казались мне особым сортом ессеев, людьми, осененными присутствием Всевышнего, носящими на челе Его незримую, но явно ощущаемую печать.
Сейчас, когда мать
Мать моментально заметила произошедшую со мной перемену. После завтрака она подвела меня к окошку, поставила так, чтобы солнце падало на лицо, и долго-долго всматривалась в мои глаза, гладила кончиками пальцев лоб, ласково щекотала уши и щеки.
– Мальчик, мой маленький мальчик, – шептала она.
Вернулся отец. Мы уселись на полу за занавеской.
– В город вошли две когорты сирийских наемников, – устало начал рассказывать отец. – Все входы и выходы в Эфрату перекрыты. Два сбежавших раба не только зарезали Тития, но и украли изрядное количество драгоценностей. Драгоценности, конечно же, утащила прислуга и валит все на неизвестных рабов. Впрочем, вполне известных. Возле нашего дома в рощице сидит засада.
Отец усмехнулся.
– За что только царь Гордус платит деньги сирийцам? Не заметить эту засаду может только слепой и глухой. Они громко разговаривают, сломали несколько кустов и мочатся с шумом и ужасающим зловонием. Сегодня ночью, в начале третьей стражи, когда сон особенно глубок, мы уйдем из города.
Он посмотрел на мать.
– Пойдем в Галилею, к твоим родственникам. В этой горной глухомани нас никто не отыщет.
К моему удивлению, мать решительно воспротивилась.
– Пока ты ходил по Эфрате, я побывала у Вестника. Есть новости. Важные новости.
От удивления лицо отца немного вытянулось.
– С каких пор Вестник разговаривает с женщинами?
– Со мной он стал разговаривать, – с гордостью ответила мать. – Правда, через занавеску, но какое это имеет значение.
Обычно новости от Вестника приносил отец. Вестник, ессей высшего ранга, почти избранный, жил на отшибе, тщательно оберегаясь от встреч с язычниками, сынами Тьмы и женщинами. С утра до глубокой ночи он был погружен в молитву и учение, еду для него собирали среди ессеев Эфраты и в специальной посуде, не принимающей духовную нечистоту, приносили к порогу его домика.
Раз в несколько дней Наставник из Хирбе-Кумрана передавал Вестнику указания. Как это делалось – никто не знал, но в каждой общине обязательно был такой Вестник, с помощью которого Наставник связывался со всеми ессеями.
– Ну и что же он сказал? – спросил отец.
– Сирийцы пришли в Эфрату не зря. За сбежавшими ворами не посылают две когорты. Царь Гордус призвал магов, те обратились к Большому змею.
– Что за глупости! – воскликнул отец. – Из-за двух сбежавших рабов не призывают магов.