Поцелуй герцога
Шрифт:
Куин переходил из комнаты в комнату, чтобы его никто не останавливал и не заговаривал о маркизе. Вряд ли то, что он чувствовал, можно было назвать завистью: гнев, ненависть, испепеляющая ревность. Мать коснулась руки Куина и оставила его.
Он не знал, что она увидела в его глазах. Ему было все равно.
Самое ужасное, но он выходил из комнаты, где была Оливия, и через минуту снова возвращался туда. Не стоило обманываться, говоря, будто это вышло случайно. Он пытался уйти…
Но снова и снова
Казалось, прошла целая вечность, пока гости наконец вернулись в свои комнаты, а взволнованный и ставший болтливым герцог Кантервик был препровожден в королевскую гостиную, названную так потому, что в ней трижды оставалась ночевать королева Елизавета.
Куин отправился к себе и принял ванну. Надел халат, отпустил Уоллера и снова переоделся. Выскользнул из комнаты, прошел по коридору и открыл дверь в спальню Оливии.
Она сидела спиной к нему, вытянув ноги к огню, и читала, как в том сне. Его тело превратилось в пылающий факел.
Он молча подошел к ней, отвел в сторону шелковистые волосы и поцеловал в шею.
Сердце Куина стучало. Он узнал охватившее его чувство. Возможно, он плохо разбирается в них, но то, что он испытывал сейчас, мог понять даже глупец. Страх.
Все из-за Руперта. Тот стал героем.
Оливия могла выйти замуж за мужчину, который оставался дома, словно какой-то галантерейщик, или за человека, поднявшегося на бастионы, удержавшего форт и спасшего ситуацию. Проклятие, Руперт мог даже изменить исход войны! Он и его горстка солдат.
Куин коснулся шеи Оливии, вдохнув изысканный аромат цветов и тайны, и ждал, охваченный страхом, проникавшим в самую его душу, где бы ни находилась эта самая загадочная душа.
Такое уже было с ним прежде: в ту первую ночь, когда Еванджелина не вернулась домой. Когда она появилась на рассвете, то сказала ему, что он скучный и говорит только о математике, отчего ей хочется кричать. Она провела ночь с местным эсквайром.
— Я не могла сказать нет, — мечтательно произнесла Еванджелина. — Он уходил на охоту и наткнулся на отряд контрабандистов, захватил их всех. Он герой.
Даже месяцы спустя, когда «контрабандисты» предстали перед судом и оказались просто голодными деревенскими жителями, от отчаяния пытавшимися поймать кроликов в лесу, который эсквайр привык считать своим, даже тогда Еванджелина считала его героем.
Оливия подняла руки и обхватила Куина за шею. Вишневые губы, блеск в глазах лишь для него одного…
— Прости, — выдавил Куин, когда прошло несколько минут, а может, целый час.
— За что?
Он уложил Оливию на ковер, и теперь отсветы пламени играли на ее кремовой коже. На ней был лишь один легкий халат, и хотя она пыталась удержать полы, Куин все же распахнул его.
У него участился пульс, но он должен был сказать то, зачем
— Ты могла бы выйти замуж за героя войны, если бы я не лишил тебя девственности. Все женщины любят героев.
— Разве Руперту не повезло? — с улыбкой спросила Оливия.
— Конечно. — Голос Куина звучал глухо, но он сдерживал себя.
— Теперь мы с легкостью найдем ему жену. Что-то не так, Куин? Ты ведь не ревнуешь к бедняге Руперту?
На это был единственный ответ.
— Да.
Оливия оперлась на локоть и нежно коснулась его щеки.
— Прошу не говори мне, что тоже хочешь пойти на войну.
— Не могу. На мне слишком большая ответственность. Но в противном случае я бы пошел. Я читал Макиавелли, Юлия Цезаря и де Сакса. Мне бы хотелось сделать нечто способное изменить мир.
— Понимаю. — Оливия легла на спину и закинула руки за голову. — Тебе приходится оставаться дома и управлять тысячами акров земли, чтобы сотни людей, работающих на тебя, были одеты, накормлены и обеспечены. Постой! Разве это так уж сильно расходится с твоим желанием? — Она коснулась пальцем подбородка. — Нет, ты прав. Если тебе не удастся отправиться во Францию и убить несколько человек, твоя жизнь не имеет смысла.
Куин с трудом заставил себя ответить.
— Ты по-прежнему хочешь выйти за меня замуж, несмотря на все эти обстоятельства?
Оливия нахмурилась.
— Какие обстоятельства? Триумф Руперта или случившееся вчера ночью? Я имею в виду таран.
— Таран! — При виде лукавой улыбки Оливии Куин забыл обо всем, но быстро взял себя в руки. — Из-за триумфа Руперта. Ты могла бы выйти замуж за герцога, ставшего одним из величайших героев Британии.
На ее губах появилась легкая улыбка.
— Но ведь это правда.
— Да.
— Я могла бы провести всю жизнь, обсуждая с национальным героем, что съела Люси, или я могла бы лежать на ковре рядом с тобой…
Сердце Куина гулко билось.
— Обнаженная, — добавила Оливия. Ее глаза сказали ему все. — Беззащитная перед нападением…
— Больше не говори так. — Боль чуть отступила. Куин поднялся и снял ботинки. Оливия глядела на него, прикрыв веки.
Он отбросил в сторону рубашку, спустил брюки.
— Оливия!
— Да?
— Таран?
Куин избавился от белья. Глаза Оливии были прикованы к его обнаженному телу.
— Подходящее слово, — произнесла она. — Посмотри на себя.
Куин опустил глаза. Он был в полной боевой готовности. И действительно выглядел устрашающе.
— Нам больше не стоит заниматься любовью, пока Монтсуррей не вернется в Англию и не узнает о случившемся.
С радостью Куин увидел, как взгляд Оливии мгновенно изменился и губы чуть разочарованно искривились. Кажется, таран был не таким уж страшным.