Поцелуй горца
Шрифт:
Спасибо тебе большое, парень, но я верю моим палочкам, не твоему невидимому Богу, который отказывается ответить мне, когда я спрашиваю Его, почему Он забрал четырех моих сыновей, а у меня только один.
Изучая рисунок, веревка в ее животе затянулась. Ее палочки упали в тот же самый узор, в который они показали прошлый раз. Дэйгис – но она, ни как не знала с какой стороны придет опасность. Как она предотвратит это, если она не знала, откуда это придет? Она не потерпит провал со своим пятым и последним сыном. Одна, и эта голодная темнота заполучит ее, унесет ее внутрь, это
– Скажите мне больше,– умоляла она. – Я не могу ничего сделать, пока я не знаю, какой парень несет опасность моему сыну.
Теряя надежду, она собрала их, затем неожиданно сменила намерение и сделала что хорошая гадалка редко рискнет, что бы не вызвать зло, не настроенная боятся и отчаиваться, она хитро разобрала ложный рисунок на части. Она бросила их снова, второй раз, и практически, как и в первый раз.
К счастью, судьба была расположена быть доброй и великодушной, когда палочки ударились со стуком о стол, ее одарило видение – то, что случилось в ее жизни только однажды.
Вытравленное в ее сознании, она четко увидела старшего МакКельтара и паря – Драстена – хмурящегося, она услышала плачущую женщину, и увидела своего сына, кровь сочилась из его губ. Где-то в ее видении она почувствовала четвертого человека, но не могла ввести его лицо в фокус.
После секунды, она решила, что четвертый человек не должен представлять опасность Невину, пока она не могла видеть его или ее. Возможно невинный наблюдатель.
Плачущая женщина, должно быть, была той, о которой говорили ее палочки, которая убьет ее сына – леди, на которой Драстен МакКельтар женится. Она зажмурила глаза, но могла только бросить мимолетный взгляд на маленькую с золотыми волосами женщину, которую она никогда раньше не видела.
Видение поблекло, оставляя ее трясущейся и истощенной.
Она должна как-то положить конец всему, до свадьбы Драстен МакКельтара.
Она знала, он был обручен – все в Альбе знали, что он был обручен в четвертый раз – но Невин был, конечно, сдержан в разговорах об обитателях Замка Кельтар. Она не имела понятия, когда состоится свадьба, или даже когда приедет невеста.
С недавних пор, чем больше она вытягивала новости из своего сына, тем более скрытным он становился. И это раздражало ее. Когда они только приехали, он свободно разговаривал о замке и его жителях, сейчас было редким для него упоминать о чем-либо о его днях в замке, только скучные детали касающиеся его работы в часовне.
Хижина Александров стояла в долине на окраине Баланохи, около четырех километров от замка. Невин наблюдал за восстановлением двух часовен во владении, и ходил туда каждый день, но такая утомительная прогулка была не возможна из-за ее больных суставов и распухших ног. Прогуляться в Баланоху, одну пятую километра на север, было возможно, и в хорошие дни она могла сходить, раз пять или больше, но четыре километра туда и обратно было не возможно для нее.
Если она не могла выманить информацию лестью из собственного сына, возможно, если погода продержится, она сможет сходить в деревню.
Невин был всем, что у нее осталось, и никого больше – ни МакКельтар, ни церковь,
*****
– Сюда, лошадь, лошадь, лошадь,– ворковала Гвен.
Животное вопросительно задрало губы, показывая ужасно большие зубы, и она поспешно отдернула руку. Уши торчком, хвост со свистом рассекает воздух, лошадь рассматривала ее совершенно враждебно.
Десять минут назад конюх вывел двух лошадей из конюшни и неряшливо привязал их к столбу около двери. Драстен повел самую большую из них не оборачиваясь, оставляя ее одну с другой лошадью. Потребовалось напряжения каждого кусочка нервов, что бы она дошла к столбу, и вот она встала около двери конюшни, пытаясь уговорить проклятую лошадь.
Подавленная, она оглянулась, но Драстен был в нескольких метрах от нее, разговаривая с распорядителем конюшни. По крайней мере, он не смотрел, как она делает из себя дуру. Она родилась и выросла в городе. Слава Богу. Как она могла знать, что делать с пятьюстами килограммами мускул шерсти и зубов?
Она попыталась снова, на этот раз, не предложив соблазнительного дополнения, а простое нежное мурлыканье, но упрямое животное непринужденно подняло свой хвост, и теплый ручеек зажурчал по земле.
Торопливо убрав обутые в тапочки ноги с линии огня, она изогнула бровь, придя в ярость. Зря думала она, что этот день будет лучше, чем прошлая ночь.
Все началось с поданной надежды. Полдюжины девушек принесли дымящуюся ванну, и она с благодарностью погрузила ее все-еще-чувствительное-от-занятия-любовью тело. Потом Нелл принесла в ее комнату завтрак и кофе. Подкрепившись внушающим оптимизм кофеином, после того как проглотила темный, восхитительный напиток, она оделась и пошла искать Драстена, что бы продолжить свои усилия уверить его, что он в опасности. Но в тот момент, когда она вошла в Грейтхолл, Драстен объявил ей, что они едут в деревню. На лошадях.
Гвен бросила колеблющийся взгляд на чудовище. Она никогда не встречала коня в живую, и сейчас ей полагалось вверить себя маленькую этой громадной, мускулистой, высокомерной твари. Она напоминал ей Драстена и по стати и по манере вести себя. И это не понравилось ей еще больше, чем она полагала.
Да, лошадь была прекрасна, и вначале она залюбовалась ее прекрасными как у оленьихи глазами и мягким носом, но у нее еще были и сильные копыта, большие зубы, и хвост, который – Ауч! Ударял ее по крестцу, каждый раз, когда она слишком зазевается.
– Сюда лошадка, сюда, – шептала она, робко протягивая руку снова. Она почувствовала дыхание, когда ее конь тихо заржал и уткнулся носом в ее ладонь. В последнюю минуту ее решительность по уменьшилось и, рисуя в своем воображении, как крепкие белые зубы ловко, откусывающие ее пальцы, она сжала в кулак руку, и лошадь, конечно же, развернулась прочь и снова ее уши стали торчком.
Свист!
Позади Драстен с удивлением наблюдал за ней.
– Ты никогда не видела лошади, девушка? Они не откликаются на - лошадь . Они не имеют понятия, что они лошади. Это точно так же как прогуливаясь в лесу, кричать Суда, кабан, кабан, кабан. Я хотел бы сжарить вас на обед.