Поцелуй горца
Шрифт:
Мускулы на его руках оказали открытое неповиновение командам его сознания отпустить ее. Развратно, они сжались вокруг нее.
– Драстен? Ее голос был мягким, ее дыхание теплым, ее тело женственно и податливо прижималось к нему. Бесполезно, мрачно подумал Драстен. Он резко притянул ее так, что ее губы стали доступны и сделал то, что страстно желал сделать с того момента как взглянул на нее. Он целовал ее. Испепеляющее. В его сознании, он стирал поцелуй Дэйгис а с ее губ, забывая обо всех и вся, оставляя свою и только свою печать на ней.
В то мгновение, когда их губы встретились, неистовая энергия, какой он никогда не чувствовал в своей жизни, зашипела
И она необузданно поцеловала его в ответ. Ее маленькие ручки погрузились в его волосы, ее ногти слегка касались кожи головы. Ее ноги бесстыдно сжимались вокруг его талии, уютно захватив его твердость в ее жар женщины. Ее поцелуй был горячее и чувственнее, из всех, что он, когда-либо получал.
Он ответил, как изголодавшийся по женским прикосновениям, мужчина. Он подхватил руками ее роскошный зад, сгребая ткань юбки с ее ног. Он целовал, целовал и целовал ее, крепко сжимая ее голову между рук, покусывая, посасывая и пробуя на вкус ее горячий, лгущий рот, удивляясь, как он мог быть таким сладким. Не должен ли язык, который врет, быть горьким на вкус? А не медовым и с привкусом корицы.
Видение, поражающие своей ясностью и странностью, вспыхнуло в его сознании: эта женщина, облаченная в странную одежду – половину женской сорочки и обрезанные штаны – всматривалась в его серебряные глаза, в то время как он боролся с выцветшими тускло-голубыми штанами.
Он никогда в жизни не носил такие штаны.
Однако, его страсть к ней утроилась, когда возникло видение. Погружая язык в ее рот, он прижимал его нижнюю часть тела к ней и притянул ее плотнее к его твердому копью. Его мозг был опьянен ее запахом, ее вкусом, примитивным жаром совокупления с ней.
– Милорд? – раздался робкий, изумленный голос позади них.
Гнев бежал по его венам, от того, что кто-то смел прервать их. Амерджин, это был его выбор, даже если бы он выбрал повесить себя! Эта женщина заняла свое место в его замке, в его руках. Он еще не был женат!!!
Кто-то прочистил горло, а потом мягко рассмеялся.
Он закрыл глаза, призывая выдержку Друида, и оттолкнул Гвен, но маленькая ведьма втянула его нижнюю губу, когда спускалась, заставляя его желание достичь лихорадочного апогея. Ее щеки покраснели, ее губы восхитительно припухли.
А он быт так же тверд, как скала.
Чувствуя отвращение к себе, он приклеил на лицо улыбку, поправляя свой споран на талии, и повернувшись поприветствовал мужчину, который спас его от того, что бы покрыть девушку прямо на улице, забыв о том, что он обручен.
– Томас, – поприветствовал он пожилого, седовласого кузнеца. Он тащил Гвен за собой за руку и подтолкнул ее прямо ему под нос, пристально наблюдая за любой вспышкой признания. Но ничего не было.
Кузнец просто просиял, его пристальный взгляд метался между ними. –Сильван должен быть доволен, очень доволен, – воскликнул он. – Он страстно желал внуков и, наконец, сыграет его свадьбу. Я видел вас двоих из окна и просто должен был разглядеть поближе. Добро пожаловать, миледи!
Когда Томас повернул блаженный взгляд на Гвен, Драстен понял, что кузнец ошибочно предположил, что Гвен была его последней невестой.
Драстен сжал зубы, не пытаясь его разуверить. Последним, в чем он нуждался, это больше слухов, ходящих по деревне, которые однажды могла нечаянно услышать Аня. Может быть, Томас просто забудет, что он видел или, после встречи с настоящей невестой, благоразумно оставит свои рассуждения при себе. Чем меньше он скажет об этом, тем лучше.
– Клянусь, за всю свою жизнь, я никогда не
Гвен бросила Драстену игривый, жаркий взгляд, который пробрал его до костей, прежде чем последовала за Томасом в магазин.
Он остался на улице несколько секунд, задержавшись больше чем необходимо, что бы привязать лошадь, глубоко вдыхая освежающий, прохладный воздух. Влюблен… влюблен, мрачно подумал он. Я околдован.
Глава 17
Гвен была в восторге. Он поцеловал ее. Поцеловал ее точно так, как в ее веке, и она мельком увидела ее Драстена в его глазах. И ювелир подумал, что они выглядели как влюбленные!
Это была надежда, после всего. В ее веке, он заявил, что не поцелует женщину если будет обручен или женат. Хорошо, подумала она радостно, он только что нарушил это правило. Возможно, если она капнет достаточно глубоко, напомнит ему о всем, что они делали в ее времени, он как-нибудь вспомнить все. Она даст отсрочку. Она спасет его, а он разорвет помолвку и женится на ней, мечтательно подумала она.
Сопротивляясь желанию помахать себе на лицо руками, она пристально посмотрела на дом Томаса. Драстен остался снаружи, притворившись, что привязывает лошадей, но она знала, это была не единственная причина, почему он остался там. Он отреагировал точь-в-точь как в ее веке, а она знала, что Драстен был мужчиной сильных страстей.
Он не любил прекращать то, что только начал.
Она наделась, что ему чертовски неудобно в этих удобно-выглядевших плотно облегающих кожаных штанах, которые он отказался купить ей.
Возможно, что восторг окрасил ее впечатление от крошечного коттеджа шестнадцатого века, но она нашла его прекрасным. Он был уютным и теплым, наполненный легким цветочным ароматом, должно быть от всех тех трав, которые свисали вверх тормашками в окнах. Ослепительная масса изысканных серебряных тарелок и кубков, превосходно тесненные золотом молитвенники и религиозные картины были разбросаны по столам и полкам. Освещенная рукопись лежала на длинном узком столе, окруженная в отдалении пол дюжиной восковых свечей. В комнате не было масленых чаш, только свечи, и когда она спросила об этом, Томас объяснил, что масло оставляло вещество когда сгорало, которое быстрее губило его манускрипты и золотые изделия, чем огонь свечей, которые он купил. Действительно, он зажег только одинаковые дрова в очаге, что бы уменьшить копоть. Его изделия были такими точными и такими облюбованными Лордом Кельтаром, объяснил он, что Сильван сам оплатил, что бы были вставлены ему дорогие оконные стекла, так что бы при работе лился в комнаты ярчайший дневной свет.
– Это для Сильвана, – сказал он, указывая на большую книгу, стремясь показать свое умение.
– Как красиво, – воскликнула она, поднимая рельефную обложку с благоговейной заботой о книге. Страницы выглядели древними и словно написаны на уже утерянном языке, со всеми символами, которые танцевали за пределами ее понимания. Переплет был тщательно покрыт золотом, с тонким Кельтским узловатым орнаментом. Она взглянула на Томаса. – Что это за… о чем эта книга?
Томас пожал плечами. – Действительно, я не имею понятия. Книги Сильвана часто на необычных языках.