Поцелуй незнакомца
Шрифт:
— Видишь? Она там. — Его отец сделал слабый жест в сторону окна. — Машет мне рукой.
Раф посмотрел в ту сторону, но увидел только льющийся сквозь стекла серый свет да пыльные шторы. Где-то в доме должен быть портрет матери. Нужно будет посмотреть. Может, он поможет ему хоть что-то вспомнить?
— Какая она была, моя мать? — спросил он.
— Неповторимая, — ответил маркиз тихо. — Фея… цветок, полный света и фации. Но я этого не замечал, пока не стало слишком поздно. У нее в крови горел огонь. Ее темперамент унаследовал наш сын.
Раф пришел в ужас от страшного известия.
— Когда она умерла?
— Месяц спустя после твоего отъезда, когда ты бросил свою жену и дочь, как ненужные старые веши.
— Я их не бросал… — возмутился Раф и замолчал. Ясное дело, они все здесь считали, что он сбежал, и переубеждать их было бесполезно. Не сказать, чтобы в эти минуты он мог собой гордиться. Известие о смерти матери, казалось, должно было его потрясти, но он ничего не чувствовал. Ничего.
Лорд Роуэн продолжал бессвязно бормотать о покойной жене, и Раф попытался представить себе их жизнь. Несомненно, в ней были счастливые и тяжелые времена, но теперь от всего этого не осталось ничего, кроме разочарования. И причиной тому был он, Раф.
Слушая отца, Раф испытывал непреодолимое желание попросить у него прощения, хотя сейчас о своих грехах он еще только начал узнавать. Но жизнь лорда Роуэна висела на волоске, и это обязывало Рафа быть милосердным и проявлять уважение. Поэтому он не хотел пока ворошить прошлое, чтобы не тревожить больного.
Вопросы бились в голове Рафа: ему было неуютно, и он не знал, как выйти из той тяжелой ситуации, в которой теперь оказался. Да, это его дом, его отец и его тетка, но он не ощущал себя их родственником, он был здесь чужим, и как долго это будет продолжаться, он не мог сказать. Он встал с колен и вытянулся в струнку перед креслом отца.
— Огастес, тебе нельзя перенапрягаться, — заботливо проговорила леди Стоу, похлопав маркиза по плечу. — В положенное время ты увидишься со своей женой, а сейчас ты должен отдохнуть. Ты очень быстро пойдешь на поправку, учитывая, что… — Она поманила кого-то, стоящего за спиной у Рафа.
Мужчина, выполняющий обязанности то ли камердинера, то ли сиделки, вышел вперед. Это был плотный человек средних лет, с суровыми чертами лица. Раф не смог его вспомнить.
— Это Деннис Морли, — пояснила леди Стоу. — Он ухаживает за твоим отцом, Раф. Мы наняли мистера Морли, чтобы он постоянно присматривал за Огастесом. Доктор Найтбридж очень высоко ценит его профессиональные способности.
Морли сдержанно поклонился. Раф кивнул ему в ответ. Мужчина выглядел достаточно смышленым.
— И еще брата навещает одна женщина, из местных. Она приходит каждый день на несколько часов, утешить его. — В голосе леди Стоу звучала усталость, и лицо ее погрустнело, когда дюжий нянь помогал лорду Роуэну улечься в постель.
Раф молча наблюдал за происходящим, и его терзали мысли, от которых холодело сердце. Он боялся, что отец умрет и тайна его жизни так никогда и не будет разгадана.
Тетя Ребекка направилась к выходу. Раф предложил ей руку, но она сделала вид, что этого не заметила. Негнущаяся спина лучше всяких слов выражала ее презрение.
Раф приблизился к постели больного отца и заглянул в землистое лицо, резко выделяющееся
— Отец, я скоро вернусь, — пообещал он. Лорд Роуэн открыл глаза.
— Раф, я не простил тебя! И сомневаюсь, что когда-нибудь прощу. Если бы у меня было достаточно сил, я вызвал бы тебя на дуэль. — Маркиз с трудом выталкивал из себя слова. — Это единственный путь смыть пятно с имени Ховардов.
Раф в отчаянии стиснул зубы.
— Я никогда не стал бы драться с вами, сэр, — заявил он. С минуту он стоял неподвижно, пристально глядя на отца. Лорд Роуэн закрыл глаза и погрузился в дремоту. Раф на цыпочках вышел из комнаты.
Испытывая безмерную усталость, Раф поискал место, где бы он смог уединиться. Он зашел в соседнюю комнату попал в будуар своей матери. На конторке лежал раскрытый дневник и поперек страниц — гусиное перо. Казалось, писавший оставил его минуту назад и вышел, чтобы скоро вернуться.
Комната была обставлена изящной французской мебелью. Окна украшали парчовые, отделанные золотом гардины. Толстый ковер и расшитые подушки создавали впечатление великолепия и роскоши. Побуждаемый каким-то неотвратимым и совершенно необъяснимым порывом, Раф распахнул дверцы шкафа и увидел платья, накрытые белой тканью. На дверце висели шали и кружевные накидки. До него долетел слабый, таинственный аромат, навсегда сохранивший в тайне чужие секреты.
Раф сердито захлопнул дверцу. Когда наконец пройдет ощущение, что он влез на чужую территорию? В нем медленно вскипала ярость. Он посмотрел в окно на парк, простирающийся до самого подножия горы. Она возвышалась над поместьем, пугая своим величием. Снежные вихри кружились над вершиной, окутывая ее белым туманом. Серое небо висело над деревьями парка, создавая атмосферу иллюзорности происходящего.
Внимание Рафа привлекла маячившая вдали одинокая фигура. Вскоре из белой пелены показалась женщина, закутанная в синий плащ. Раф сразу узнал свою жену. Он должен поговорить с ней, пока его никто не опередил.
Раф сбежал по ступенькам, чтобы перехватить ее на крыльце. Он не успел надеть плащ и шляпу. Снег хлестал ему в лицо, ветер срывал одежду, и он сразу продрог.
Увидев его, Андриа оцепенела. Ее синие глаза расширились от испуга. Она отшатнулась и покачала головой. До этого момента ничто не сердило его так, как эта паника, которую она не сумела скрыть.
— Нам нужно поговорить, — тоном, не терпящим возражений, произнес Раф.
— Мне нечего сказать тебе, — ответила Андриа.
— Неправда, есть.
Он схватил ее за руку и, не обращая внимания на сопротивление, потащил за собой. Они оказались в оранжерее. Влажный воздух был напоен терпким ароматом цветущих апельсинов и запахом земли. Через стеклянную крышу падал молочный свет. Высокие зеленые деревья создавали ощущение весны, пробуждения новой жизни.
— Я хочу узнать правду. Расскажи обо всем, что произошло с того дня, как я отсюда уехал.
Андриа смотрела на него так, как будто перед ней был сам дьявол. Раф возвышался над ней, упрямо склонив голову, глаза его гневно сверкали. Источаемое им отчаяние и еле сдерживаемый гнев окутывали ее подобно мантии, вызывая покалывание кожи.