Поцелуй незнакомца
Шрифт:
Андриа нахмурилась. Ее волновало его присутствие, притягивая к себе невидимыми нитями. Столько раз он ломал ее сопротивление, и если ей не удастся обезопасить себя сейчас, это произойдет снова.
— Давай не будем ворошить прошлое. Если ты ничего не помнишь, не стоит возвращаться к тому, что уже не вернешь. Это никому не принесет пользы.
— Это принесет пользу мне. С первого дня моего возвращения я услышал столько оскорблений в свой адрес, что имею право наконец узнать, в чем же меня обвиняют. Я хочу знать обо всех своих
— Ты, как всегда, думаешь только о себе, — с недовольной гримасой проговорила Андриа. — У меня нет оснований считать, что ты хоть сколько-нибудь изменился, даже если принять во внимание потерю памяти. — Она вцепилась в плащ, чтобы не показать ему, как дрожат ее пальцы. — Я не обязана давать тебе объяснения. У меня вообще нет никаких обязательств перед тобой. Если ты не желаешь обращаться со мной как подобает джентльмену, оставь меня в покое!
Она хотела вернуться в дом, но Раф преградил ей дорогу.
— Что я должен сделать, чтобы заставить тебя рассказать мне о прошлом? — спросил он, заслоняя дверь широкой спиной.
— Ты не сможешь заставить меня говорить об этом. — Андриа с трудом сдерживала слезы.
Она судорожно сглотнула, чтобы заглушить рвущийся из груди крик.
На лице Рафа появилось то же затравленное выражение, как и во время их встречи возле гостиницы.
— Если я не могу заставить, могу я хотя бы попросить? — проговорил он так тихо, что Андриа едва его услышала.
Раф, которого она знала, никогда ни о чем не просил. Он брал все, что хотел, или добивался желаемого, пуская в ход свое обаяние. У нее перехватило дыхание. В прежние времена она не могла устоять перед его обаянием. Но теперь, когда она увидела его растерянным и униженным, она с трудом сдержалась, чтобы не броситься к нему и не прижать его голову к своей груди.
Андриа молчала, не зная, с чего начать. Каждое слово повлечет возврат к прошлому и вызовет в сердце мучительную боль.
— Прежде всего я хочу знать, зачем ты отдала нашу дочь в приют сэра Джеймса?
Вопрос Рафа был подобен удару плети по сердцу. С прямым попаданием в самую болевую точку. Андриа потупила глаза.
— Я жду ответа.
Она глубоко вдохнула, собираясь с духом.
— Я этого не делала.
— Отдать нашу дочь в чужие руки, чтобы беспрепятственно уехать со своим любовником! — зарычал Раф, хватая ее за руку.
— Это неправда! — вскричала Андриа, возмущенная несправедливыми обвинениями. — Кто тебе сказал эту чушь?
— Служанка, которая раньше здесь работала, узнала Бриджит. Иначе откуда я мог об этом узнать? В регистрационном журнале приюта записано, что нашу дочь сдала в приют ее мать.
Андриа молча смотрела в пол. Голова ее кружилась, из глаз текли слезы.
— Бриджит умерла, — сообщил Раф. — Умерла у меня на руках. — У него задрожал голос, и он замолчал, прикрыв глаза рукой. — Но ее мать это не волнует.
Андриа оцепенело смотрела в его искаженное
— Умерла? — Ее дорогая Бриджит умерла? Боже милостивый! Она так надеялась, что однажды найдет ее целой и невредимой! Хрупкий мир, возведенный с таким старанием вокруг этой надежды, рухнул в одну минуту.
— Андриа, сколько можно молчать, черт побери!
— Я ничего не знала ни о приюте, ни о ее смерти, — прошептала она, ничего не видя вокруг.
— В самом деле не знала? — В голосе Рафа звучало недоверие.
Андриа не успела ответить. Ноги ее подкосились, она со стоном осела на пол, и ее поглотила спасительная темнота.
Глава 4
Раф смотрел на лежащую у его ног женщину — чужую женщину, которая была матерью его ребенка. Странное и удивительное чувство всколыхнулось у него в груди, но не повлекло никаких воспоминаний.
Он опустился рядом с ней на колени, не чувствуя холода от ледяных плит мраморного пола, и, подняв ее на руки, перенес на кованую скамью. Раф откинул с ее головы капюшон плаща и увидел белокурые локоны, обрамляющие бледное лицо. Андриа лежала с закрытыми глазами, черты ее заострились, щеки покрыла мертвенная бледность. Ее беззащитный вид пронизал душу Рафа жалостью, он вдруг ощутил прилив забытой нежности.
Соблазнительные губы были сжаты, но в их чувственных очертаниях угадывалась ранимость. Изящный изгиб бровей придавал ее лицу особую привлекательность. Раф старался запечатлеть в нем все до мельчайших подробностей. Время, казалось, приостановило свой ход, оставив их вдвоем, одних во всей вселенной. Он прикоснулся к холодной щеке, такой нежной и манящей. Ресницы тотчас встрепенулись, веки дрогнули, будто в жестких тисках кошмара. Раф знал: она отпрянет, как только придет в себя, и во взгляде отразится презрение.
Вдруг она открыла глаза. Сознание возвращалось к ней медленно, в глазах заплескалось смятение, но постепенно в глубине этого невероятного синего омута начал проступать гнев.
— Отойди от меня. — Андриа оттолкнула Рафа. Он отнял пальцы от ее лица и встал.
— Что со мной произошло? — спросила она, садясь на скамье.
— Обморок, — ответил Раф, почему-то не в силах отвести от нее глаз, хотя каждая клеточка его тела протестовала против ее обвинений.
Андриа приложила руку ко лбу.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Раф, страстно желая помочь ей любым способом. — Может быть, тебе станет лучше на свежем воздухе?
— Сейчас все пройдет, — пробормотала она, вставая, но вдруг пошатнулась и, схватившись за подлокотник, опустилась на скамью.
— Тебе нужно посидеть, пока ты не придешь в себя.
— Так это правда? — спросила Андриа дрожащим голосом, умоляюще глядя на Рафа. — Моя дочь мертва? Скажи, что это всего лишь жестокая шутка.
Он покачал головой, а его жена решительно заявила: