Поцелуй Валькирии - 3. Раскрытие Тайн
Шрифт:
– Я отказалась от возвращения мамы, чтобы исцелить вас, я дала ту чертову клятву Крюкохвату, чтобы помочь вернуть мир, чтобы выполнить долг валькирии, я делала всегда все, что могла, во имя своего предназначения, я лишена нормальной жизни! У меня все всегда идет наперекосяк! – шипела я, вцепившись в рукав Анны. – Я никогда не думала о себе, никогда, и чем вы мне заплатили? Лишили меня единственного, что было у меня настоящего, искреннего, моего? Единственного, что я делала для себя, а не для других?!
– У тебя есть Гарри… И ребенок, - прошептала Наставница. – Твой малыш, Кэтти, это самое настоящее, что может быть у женщины…
– Гарри – мой
– Гарри не твой выбор, я лишь успокаивала тебя, - внезапно произнесла Оливия. – У тебя вообще нет выбора и никогда не было.
– Даже если и так… Почему умер он? Почему сейчас?! За что?!
– Ты ведь можешь его поцеловать, - произнесла Мерседес, прикоснувшаяся ко лбу Северуса, подойдя к нам. – Кэтрин, ты не касалась его?
– Касалась, - я делала глубокие вдохи, по щекам катились огромные капли слез. – Я касалась его. Я… - я посмотрела на папу и через его плечо увидела Римуса, на коленях стоящего у тела Тонкс. Внезапно в голове, затуманенной болью непоправимой потери, прояснилось. Я обещала Римусу поцеловать Тонкс! Собиралась как раз в миг, когда увидела Северуса. А еще я осознала, что вокруг нас собралось множество людей, с сочувствием глядящих на меня. Гермиона плакала, прижавшись к Владу, Гарри смотрел на меня с бесконечным сочувствием, даже Билл и Флёр опустили головы, избегая моих глаз. Сестры-валькирии плакали, покачивая головами, понимая, что происходит у меня внутри. И даже в глазах Анны были лишь боль и безграничное сочувствие.
“Никто не осудит любой твой выбор”, - прозвучал в моей голове голос Анны. Никто не осудит меня, если я поцелую Северуса. Никто не осудит и он вернется… Мой взгляд снова упал на Римуса, не замечавшего ничего вокруг, со следами слез на щеке, сжимавшего руку мертвой жены. А ведь где-то там Андромеда и Тедди ждут Дору и Рема, Андромеда надеется, что дочь вернется живой, а совсем маленький малыш плачет, потому что мамы нет рядом. При мысли о том, как я потом буду смотреть Тедди в глаза, зная, что не вернула его маму, имея возможность, сердце почти разорвалось на части. И при мысли о том, что скажет Андромеда, увидев мертвой единственную дочь. Перед глазами стояла воющая у тела Фреда, захлебываясь слезами, миссис Уизли. Я не могла ей помочь, но я могу помочь Тонкс… Тетя Молли поймет, она не осудит, они все поймут…
– Кэтрин, - прошептала Оливия. – Время не ждет… Тебе нужно сделать выбор!
Но я не успела ответить. В и без того полный народа Большой Зал сквозь распахнутые побитые двери ворвались десятки, даже, пожалуй, сотни людей. В серых и черных куртках со значками Трансильванского аврората, в мантиях нашей кафедры Денбриджа, в обычной магловской и волшебной одежде. Стажеры, авроры, студенты аврората и даже преподаватели кафедры.
“Что они все тут делают, зачем они здесь?! Мы сами победили, и врага больше нет…”
– Вы успели, - произнесла Анна, прижав меня к себе, меня снова затрясло, от отчаяния, непонимания, боли. – Хранителей еще нет, у нас есть еще время. Томас, - она посмотрела на папу, - Влад, Анж… Анжелика, введите, пожалуйста, денбриджцев и аврорат в курсе дела и опишите им территории школы, - она говорила тихо, поглаживая меня по голове.
– Я останусь с Кэт, - возразил папа.
– Я объясню, - предложил Флитвик. С ним согласились, пока я тупо смотрела на пришедших
– Кэтрин, время выходит, - коснувшись по очереди Тонкс и Сева, заметила Гертруда, присоединившаяся к остальным. – У тебя пара минут на то, чтобы сделать выбор!
– Мне нужно минуту подумать, - я поднялась на дрожащие ноги и отвернулась от обоих покойных. Я могу вернуть Северуса, и сбудется то, о чем я так мечтала, могу его поцеловать. Я видела его играющим с нашими детьми, видела нас у алтаря, обменивающихся клятвами. Счастье… И все же перед глазами стояли глаза ребенка, похожего на Рема, без слов обвиняющие меня. Я знала, что такое жить без матери, я росла без мамы, умершей на моих руках. У моего малыша будут дедушка, дядя, у него буду я. Он будет знать, что его папа – герой. А как Тедди объяснят, почему мама не осталась с ним, а пришла на битву и умерла? Как я посмотрю ему в глаза, если он спросит меня, почему я не поцеловала его маму? Почему я выбрала для себя… Ведь кроме меня никто не сожалеет о его смерти, никому не больно… Они смотрят с горечью и жалостью, но жалеют не его. Меня. После того, как они растоптали мою жизнь, отняли все, что было дорого мне самой, после того, как я рисковала собой и малышом, а у меня за это отнимали любимого человека, они еще смели жалеть меня. Внезапно меня охватила страшная ненависть ко всем, кто не сводил, я знала, глаз с моей спины. И еще до того, как я обернулась, я знала, кого поцелую. Не потому, что должна, а потому, что так будет лучше, потому что это сделает счастливым малыша, не виноватого ни в чем… В отличии от тех, кто стоял рядом со мной. Северус не осудит меня, а на мнение остальных – плевать. Малыш не осудит, он поймет. Он будет знать, кто оказался настоящим героем, а кто возомнил себя всемогущим и ломал чужие судьбы.
– Прости, малыш, - шепнула я животику. И опустилась на колени у мертвого тела. Ему оставалось совсем немного, когда я провела пальцами по его щеке.
– Я так и знал, что она его выберет, Пожирательская девка… - хмыкнул кто-то из школьников. Тишину прорезал звук удара и гневное шипение Гарри.
– Заткнись, придурок, и не смей так говорить о моей сестре! – ответом ему послужили невнятные хлюпы. Гарри не осудит меня, он будет рядом, что бы ни случилось. Мой брат, с которым вместе я пережила многое. Он будет рядом… Осознание этого придало решимости.
– Ты не осудишь, - прошептала я, - прости… - я отошла от него и склонилась к Тонкс. Ей осталось буквально несколько мгновений, когда я коснулась губами ее лба, выпуская наружу свои силы, свою энергию, отдавая миру-за-гранью-времени половину своей жизни за ее право начать с чистого листа. Я кожей ощущала, как напряженно все следили за мной и тем, что я делаю. От моих губ по телу нашей метаморфки протянулись тонкие золотистые нити. Жизнь. В это тело возвращалась ушедшая жизнь… Когда я выпрямилась, ее грудь поднялась, делая вдох, сердце сделало первый удар ее второй жизни, глаза распахнулись.
– Кэт… - выдохнула она. Я оказалась в объятиях счастливого Римуса.
– Спасибо! Спасибо! Кэтрин, я не знаю, как… - я мягко отстранилась от его рук. Не хотелось, чтобы они касались меня после всего, что они сделали с моей жизнью. И, не слушая слова благодарности и восхищения, опустилась на колени перед человеком, который сейчас значил для меня больше, чем все они вместе взятые. Кроме, разве что, Гарри и папы. И в последний раз коснулась губами почти холодных губ того, в ком в эти секунды угасала жизнь.