Почему ты меня не хочешь?

Найт Индия

– О господи.. – округляет глаза Крессида. После обеда, когда я загружаю посудомоечную машину, Кейко хватает меня за руку:

– Ты показывай альпом! – И так раза три или четыре подряд, все время широко улыбаясь.

– Какой альбом? – не могу понять я.

На что Доминик, который сидит на полу и пытается развлекать уже слабо сопротивляющуюся Хани, комментирует:

– Думаю, она хочет посмотреть свадебный альбом.

– Я не знаю, где он, – ною я. – Где его сейчас искать?

– Он на третьей полке в кабинете на втором этаже, – сообщает

Доминик. – Если только ты его никуда не перекладывала.

– Альпом, – повторяет Кейко и улыбается так широко, что я пугаюсь, как бы она не треснула пополам.

– Портвейна никто не хочет? – спрашивает Руперт. И я тут же вспоминаю, что выходные, оставаясь в городе, Руперт предпочитает проводить в хмельном тумане.

– Да, пожалуй, – отвечают все, кроме меня.

Я в это время отправляюсь наверх на поиски свадебного альбома. На это уходит минут десять, поскольку альбом я куда-то упрятала. В конце концов он находится, весь покрытый пылью, на гардеробе в спальне.

Я спускаюсь вниз с толстым альбомом в кожаном переплете.

– Ой, классно! – восклицает Крессида. – Обожаюсвадьбы.

– Это была не свадьба, – напоминаю я ей в сотый раз. – Мы просто устроили вечеринку.

– Но ведь у тебя было свадебное платье?

– Можно и так сказать. С Рупертом у нас было все по-настоящему, с кремовым платьем и фатой.

– А-а.

Но Крессида – душа добрая, поэтому заставляет себя улыбнуться.

– Ты женатая Руперта? – спрашивает Кейко. Пожалуй, я больше не буду пытаться передавать ее акцент.

– Да. Давно.

– Хо! – Кейко в восторге. – Хо! Много, много мужи! – И радостно хлопает в ладоши, как ребенок.

– Хм, только двое. Точнее, только один. Мы с Домиником...

– Я знаю, – расплывается Кейко в широкой улыбке. – Только заниматься трахаться.

– Любовью, – выкрикивает Доминик снизу, закрывая ладонями уши Хани. – Надо говорить “заниматься любовью”, Кейко.

– Ты мне говори “теперь трахаться, Кейко”. Ты мне говори “в постель”, – упрекает она Доминика. – “Трахаться, Кейко”, – повторяет она, чтобы все поняли. – Мистер Член. – После этой фразы мы все давимся со смеху. Даже Крессида хихикнула. Кейко кивает, все еще улыбаясь, и пару раз дергает бедрами для полной наглядности.

– Да поняли мы уже, – раздраженно говорит Доминик, шея у него вся красная. Вполне естественно в такой ситуации. Мистер Член!

– В общем, – обращаюсь я к японке, на лице которой сияет негаснущая улыбка, как у зайчика из рекламы батареек, – вот оно, платье. – Я открываю альбом.

Крессида и Кейко опускаются рядом со мной на колени, склонившись над альбомом.

– Аах, – вопит Кейко прямо мне в ухо. – Аах, какой красиво!

– Розовое, – вздыхает Крессида.

– Какой красиво! – опять визжит Кейко.

– Ярко-розовое. Что я могу сказать, Кресс? Это был мой второй брак.

– Ужасно красиво. Правда, несколько рискованно. Боже, смотри, какая у тебя грудь.

– Тити. – Кейко гордо выпячивает грудь.

Соски натягивают тонкую бледно-розовую ткань блузки. – Много сися.

Боже ты мой, Доминик явно расширил свой репертуар.

Не обращая внимания на упругую грудь, упертую прямо мне в лицо, я стараюсь отогнать навязчиво всплывающую в воображении картинку: Доминик и Кейко занимаются сексом. Надо вернуться к фотографиям.

– В первый раз у меня было кремовое платье. Мои объяснения прерывает настоящий взрывхохота, доносящийся с дивана. Мы отрываем взгляд от альбома и видим, что мужчины покатываются со смеху. Фрэнк лежит на полу, и по щекам его текут слезы. Руперт заходится в кашле, а Доминик колотит его по спине (слишком сильно, должна заметить). У самого Доминика пунцовое, перекошенное от смеха лицо.

– Хааааа! – сипит Фрэнк. – Хааа! О господи. Помогите!

В жизни не видела, чтобы людям было так весело. Двое других от него не отстают.

– Хоооо! – вопит Руперт.

– Я сейчас лопну! – кричит Доминик.

– Ой, поосенок, – лопочет Хани, улыбаясь мне.

Так, это уже вызывает подозрения. Серьезные подозрения. ОЧЕНЬ СЕРЬЕЗНЫЕ ПОДОЗРЕНИЯ.

– Ой, поосенок, – восторженно лопочет Хани и бежит вперевалочку ко мне. – Хью. Хью.

Мужчины уже с трудом контролируют свое дыхание. Странно, но никто из них не смотрит мне в глаза.

– Извините, – говорю я ледяным тоном. – Эй? Все трое вдруг начинают откашливаться и суетиться. Фрэнк, издав последний хриплый хохоток, поднимается, бормочет что-то про кофе и быстренько линяет на кухню. Руперт, такой же розовый, как и его рубашка, вытирает глаза, выпрямляется и расправляет складки на брюках. Доминик некоторое время сидит, уронив голову и обхватив ее руками, потом откидывает назад волосы, вытирает лицо и громко выдыхает: “Уф”. – И снова переключается на Хани.

– Что вас так рассмешило? – обращается Крессида к Руперту. Улыбка играет на ее губах: ей тоже очень хочется посмеяться.

– О-о, – стонет Руперт, широко открыв глаза и все еще задыхаясь. – Ничего особенного. – И тут же фыркает, сморкается и бормочет. – Господи, я не могу. Ужас как смешно.Доминик опять заходится идиотским хохотом, ловит мой взгляд и делает вид, что это он не смеется, а как бы кашляет.

– Еще покажи, – говорит Кейко, тыча в альбом своим идеально наманикюренным пальчиком.

Надо что-то сказать, иначе я сгорю от стыда на месте или убегу из комнаты, захлебываясь от рыданий.

– А ты еще видишься с этими людьми? – спрашиваю я Доминика, кивая на альбом, но не осмеливаясь посмотреть ему в лицо, поскольку боюсь, что он опять засмеется.

– Время от времени. С некоторыми пришлось расстаться, – говорит Доминик. – Но, к сожалению, не с клиентами. Должен сказать, мне иногда действительно не хватает общества образованных англичан с юга. Знаешь, тех, что говорят на нормальном английском языке, а не на каком-нибудь диалекте.