Почерк дракона
Шрифт:
– Мы перешли к угрозам?
– Мы перешли к очень болезненным и важным вопросам…
– И что будет, если я на них не отвечу? – у Шатова неприятно засосало под ложечкой.
– Ответите, господин Шатов, если мы возьмемся, как следует, то ответите на все вопросы очень точно и подробно. Могу поспорить.
Сказано это было очень просто, без нажима и игры интонациями, но у Шатова болезненно сжалось что-то внутри. Этот не врет, этот говорит правду, и ему самому правда неприятна. Совсем не приятна.
– А какой мне смысл вам все рассказывать добровольно? – голос не дрожал, руки покоились на коленях и тоже не дрожали – молодец Шатов, держишься.
Ты и перед Ильичем держался достойно, пока не сломался.
– А смысл есть и очень большой. Глубинный смысл. Отвечая добровольно, вы можете ответить только на те вопросы, которые я вам задам. В противном случае вы расскажете все.
– Пальцы в дверь? Иглы под ноготь? Или теперь мы можем побаловать клиента и химией?
– Вам лучше не знать, чем именно мы можем вас побаловать. Вы уж извините, но я приехал сюда с несколько другой задачей, теперь же все немного усложнилось. Можно, я позвоню?
– А если я не позволю? – поинтересовался Шатов, проклиная в уме свою болтливость и идиотские наскоки.
– Слушайте, Шатов, вы мне дадите возможность хоть немного побыть интеллигентным человеком? Пусть мои вопросы риторические, но ведь можно было на них ответить вежливо: «Не возражаю», или «Ради бога»? – Хорунжий достал из кармана пиджака телефона и набрал номер.
– Ради бога я вам скажу, когда вы меня бить начнете, – буркнул Шатов и замолчал, когда Хорунжий поднял указательный палец.
– Саша? Это Хорунжий. Тебе нужно подъехать. Да. Интересно. Через сколько ты можешь быть? Лады, мы подождем. Пока! – Хорунжий спрятал телефон.
– Что значит – подождем? А если у меня нету времени здесь сидеть? Если я сейчас вот встану и просто пойду к выходу? – в голосе Шатова прозвучало вызова и уверенности немного меньше, чем он этого хотел.
Хорунжий развел руками:
– В этом случае я не смогу помешать вашей попытке, точно также, как не смогу помешать попытке охраны вас не выпустить.
– А приказать меня пропустить вы не можете?
– Извините. Вы несколько не правильно представляете себе мой статус. Я не могу приказывать, я могу только консультировать. А все остальные могут моих консультаций придерживаться или не придерживаться. А потом отвечать за последствия, возникшие в результате недоверия к моему мнению…
– А ваше мнение сейчас за то, чтобы меня отсюда не выпускать?
– Совершенно верно, – одобрил Хорунжий, – мое мнение сейчас за то, чтобы мы немного пообщались. Вы не против?
– Ага, откажусь, а потом придется отвечать. Ладно уж, давайте общаться, – Шатов подпер щеку кулаком и изобразил на лице полнейшее внимание.
Но
Как бы ни улыбался этот Хорунжий, как бы ни строил из себя рубаху-парня, он тоже из категории хищников. И хоть он явно не на самом верху иерархии, но уверенности и самостоятельности в нем хоть отбавляй.
– Начнем с простого. Так сказать, вводная часть, – Хорунжий соединил кисти рук кончиками пальцев, соорудив нечто вроде шара.
Руки на Шатова произвели должное впечатление массивными запястьями и набитыми суставами.
– Итак, вы прибыли в славную клинику имени Гиппократа и начали задавать вопросы. Тем самым нарушив два правила этой клиники. Сюда не приходят посторонние, и здесь не задают вопросов о пациентах. Тем более – о мертвых пациентах. Здесь – нейтральная территория. В клинике даже приостанавливается действие законов. Тот, кто успел сюда попасть, может спокойно рассчитывать на безопасное лечение. Безопасное, – Хорунжий подчеркнул последнее слово интонацией.
– И за все время существования клиники никто не посмел?
– Дважды. Или, если быть совсем точным, трижды.
– Это как?
Хорунжий усмехнулся:
– Один человек успел начудить здесь дважды за очень короткое время, прежде чем…
– Прежде чем?
– Прежде чем потерял возможность чудить, – Хорунжий скрестил руки на груди, – но все это я вам рассказываю в качестве вступительной части. Так, чтобы вы понимали, отчего вас так нервно приняли.
– Я бы даже сказал взволнованно, – поморщился Шатов.
– Итак, теперь ваша часть рассказа. Я внимательно слушаю.
Шатов задумался. Всего говорить смысла не было. Но, чем удовлетворится собеседник, также предсказать было трудно.
– Мне стало известно, – осторожно начал Шатов, – что со смертью Константина Башкирова не все так просто…
– Стоп, – поднял руку Хорунжий, – я вас очень прошу, не усложняйте работу мне и себе. Точнее и полнее, пожалуйста.
– Мне сказали… вернее… стало известно, что… нет, возникло предположение, что Башкиров, попавший сюда на излечение, не умер от естественных причин, а был убит.
– Именно убит?
– Да. И что возле его трупа был найден вырезанный из бумаги силуэт дракона.
– Что вы говорите? Как интересно! Дракон? – Хорунжий превратился в живое воплощение заинтересованности. – И кто же вам такое сказал?
Шатов тяжело вздохнул. Так он и предполагал. Любое слово по поводу его розысков неизбежно повлечет за собой только новые вопросы. Ответы на которые в свою очередь повлекут новые вопросы и так до… И так до тех пор, пока не вывалится наружу все то, что сам Шатов хотел бы пока припрятать.