Почерк дракона
Шрифт:
– Мне этого никто не сказал. Я это сам предположил.
– Так, давайте немного успокоимся и попытаемся быть логичными, – предложил Хорунжий.
– Давайте.
– Вы сказали, будто сами предположили, что Башкиров был убит. И не просто убит, а еще каким-то хитрым образом в присутствии бумажного дракона? Так?
– Что-то в этом роде…
– Мне всегда казалось, что предположения можно высказывать, базируясь на каких-нибудь сведения. Или вам придется говорить немного яснее, или заявить, что вы
Легко ему говорить, подумал Шатов, у него не висит на шее такой груз. Тут чуть не так повернешься – и шея с легким треском переломится. Как сухая ветка. Но если ему не сказать… Шатов вспомнил подвал, начальника местной службы безопасности и подумал, что в случае отказа от сотрудничества, шея также легко может сломаться. Тресь.
– Тут такое дело, – Шатов откашлялся, – мне в руки попал список людей, о смертях которых было высказано предположение, что…
Черт, подумал Шатов, что я несу? Нужно пресекать этот словесный понос и переходить на нормальный человеческий язык.
– Да вы не волнуйтесь, – посоветовал Хорунжий.
– Короче, восемь человек за последние два месяца умерли странно. Один из них – Башкиров. Возле минимум четверых из них был обнаружен тот самый дракон. Я позволил себе предположить, что и у остальных мог быть такой дракон…
– Ага, становится немного понятнее, – кивнул Хорунжий, – вы говорите – восемь?
– Да. Причем официально убиты только трое из них. Двое погибли в результате несчастных случаев, двое – самоубийцы, и один, Башкиров, от естественных причин.
– От естественных… Ну, да, что может быть естественнее, – Хорунжий внимательно рассматривал Шатова, словно пытаясь разглядеть что-то на его лице. – Вы давно этим делом занялись?
– По Башкирову?
– Нет, по бумажному дракону.
– Три дня как…
– И за это время у вас еще не было особых проблем? – теперь на лице Хорунжего проступило удивление и некоторое недоверие. – Или вы пришли по первому адресу?
– Не издевайтесь, пожалуйста, в клинику всякий нормальный человек придет в последнюю очередь.
– Вот и я о тот же.
– А по поводу проблем… Это вы о майоре Ямпольском?
– О нем, естественно. Насколько мне известно, а мне известно достаточно много, именно майор Ямпольский сотоварищи организует проблемы для тех, кто лезет к бумажному дракону.
– Все так серьезно?
– Все серьезно еще и не так, господин Шатов. Вы, кстати, очень талантливо ушли от моих вопросов, и сами стали их задавать.
Шатов развел руками.
– Вы обратили внимание, что я не стал спрашивать, откуда у вас этот список?
– Я бы не хотел называть источник.
– И хрен с ним, с источником. Меня интересует, что вам удалось выяснить. Что именно. Мелочь, пустяк.
– В общем, ничего. Только сам факт существования
– Официально?
– Натурально.
– Натурально, – хмыкнул Хорунжий. – Натурально Башкиров умер от передозировки лекарства. И у него на груди утром действительно был найден силуэт дракона, вырезанный из бумаги. Тут ваше предположение сработало правильно. Только…
– Что? – насторожился Шатов.
– Вы только что получили информацию, которую не сможете никому передать. В случае чего, клиника в один момент открестится от ваших бездоказательных заявлений. Я, представьте себе, тоже.
– Я не думаю, что все это станет достоянием гласности. Хотя гарантировать не могу. Все складывается как-то так, что…
Хорунжий кивнул. Потом кивнул снова, и Шатову показалось, что Хорунжий кивает не его словам, а своим мыслям. И мысли эти не слишком приятны.
Просто какой-то сумасшедший дом. Все что-то знают, причем знают куда больше, чем знает Шатов, но каждый считает своим долгом не выдать Шатову свою информацию, а пытаются получить информацию у него, словно стараются проверить, не накопал ли Шатов чего-то такого, что ускользнуло от их внимания. Не накопал. Не на-ко-пал!
Шатову захотелось выкрикнуть это в лицо Хорунжему, Ямпольскому и Арсению Ильичу. Не накопал. Он просто не мог ничего накопать, потому что все это напоминает болото, трясину, в которой что-то свалено, с умыслом или без умысла, а Шатов вынужден копаться в этой зловонной жиже, ощупывать склизкие предметы странной формы и надеяться, что его самого эта трясина не проглотит. Надеяться, что ему подадут руку с твердого берега те, кто столкнул его в это болото.
– Что вы сказали? – переспросил Шатов.
– Я понимаю – вам нужно ехать? – спросил Хорунжий.
– Что?
– Ехать вам не пора? Мне кажется, что у вас может быть очень много дел.
– Вы решили меня отпустить? – не поверил Шатов.
– Я решил вас отпустить, – подтвердил Хорунжий. – Более того, я решил предложить вам машину, которая подвезет вас… Ну, куда вам будет нужно. И еще я решил принести вам свои извинения за все произошедшее…
– Так все-таки, это вы приказали меня обработать в подвале?
– Как вам сказать… – Хорунжий вроде бы даже замялся, – Алексею Игоревичу было приказано подготовить вас к разговору. Но было совершенно упущено из виду, что он воспринимает такие выражения несколько односторонне. Однобоко.